Влияние татарского ига. Начало сношений Москвы с Западной Европой. Начало насаждения рациональной медицины при Иване Грозном. Аптекарский приказ. Методы лечения в описываемую эпоху. Иностранные врачи в Московском государстве. Русские выученики иностранных врачей. Первые аптеки. Аптекарские сады и ягодная повинность. Лекарственный арсенал в эпоху первых Романовых. «Благопрохладный вертогляд». Два культурных течения в медицинской деятельности Московского правительства.
Татарское иго нанесло жестокий удар как всем культурным начинаниям на Руси, так, в частности, и русской медицине. Светская медицина совершенно заглохла, исчезли врачи и в монастырях. А тяжелые условия жизни, невозможность выйти из них и отсутствие надежд добиться собственными усилиями каких-либо реальных улучшений не давали возможности развиться здоровому и бодрому взгляду на жизнь, который составляет необходимую предпосылку для развития широкого интереса к изучению природы. Все, наоборот, создавало атмосферу покорности и принижения, при которых мысль или замирает, или замыкается в область религии, в кругу размышлений о будущей жизни.
Но вместе с тем началось у нас образование из феодального хаоса чего- то цельного, собирание феодальной монархии вокруг Москвы. В силу своего выгодного географического положения через Москву направлялось все товарное движение того времени. Находясь на перекрестке путей с Запада к самому крупному городу феодальной России, Владимиру на Клязьме, и, с другой, стороны, путей из Новгорода к богатой хлебом Рязани, Москва могла собирать с купцов больше таможенных сборов, чем все другие земли. Поэтому московский князь стал понемногу богатеть и, получая большие доходы, был менее драчливым, чем другие удельные князья. Этим объясняется, почему на Московской земле охотно селилось население, уставшее от беспрерывных войн. Но будучи самым богатым, московский князь не был самым сильным. Отсюда — покровительство, которое оказывал татарский хан московскому князю, наиболее слабому и в глазах хана наиболее безобидному. Московский князь сделался чем-то вроде главного приказчика хана, и ему поручено было собирать татарскую дань со всех других князей. У него всегда были деньги, которыми он ссужал более бедных князей, и вследствие этого, путем покупок или залога, то или иное княжество то и дело переходило в московские руки. Так, понемногу московский князь сделался главою всех русских князей.
Мало-помалу, в Москве, рядом с населением феодальным образовалось молодое городское население, состоящее из ремесленников и торговцев. Вокруг княжеского двора, кроме служилых людей, стали собираться также и «черные» люди, или посадские. Эти посадские люди были главным образом ремесленниками, которые раньше обслуживали своими ремеслами только свою деревню, а теперь и все окрестное население. Самые лучшие кузнецы, портные, сапожники собирались вокруг двора, потому что здесь были самые выгодные заказчики. К их услугам чаще всего обращались те массы мелких феодалов, которые не в силах были по бедности заводить многочисленную, изобилующую обученными людьми дворню. Наконец, и купцы, продавцы предметов роскоши, охотнее всего ехали в Москву, так как здесь больше всего было возможности сбыть свой товар. И по мере того как Москва становилась большим городом, ее торговцам все больше и больше хотелось забрать в свои руки все барыши, какие можно было забрать на Русской земле.
Особенно завидовала московская буржуазия богатой новгородской буржуазии. Отсюда постоянные столкновения Москвы и Новгорода из-за богатого мехами и серебром Заволочья. После целого ряда войн Москва справилась с Новгородом, и московская буржуазия стала полной хозяйкой в деле торговли на всем пространстве тогдашней Руси[*]. Но росту торгового капитала мешало феодальное дробление страны. В этом отношении московское купечество нашло себе верного союзника среди мелкодворянской массы, с завистью смотревшей на большие имения бояр-феодалов. Отвечая пожеланиям дворян и купечества, Московский великий князь подчиняет себе все удельные княжества, объединяя их вокруг Москвы. Наконец, в 1564 г. произошел государственный переворот, после которого целые боярские семьи были истреблены, а их земли конфискованы и отданы в «опричину», как называлась та новая форма правления, состоявшая в том, что теперь управлял страной лично царь, а не вместе с Боярской думой.
С возвышением торгового класса в Москве возникают вновь сношения России с другими странами. Начинают прибывать в Москву иностранцы, и из Италии вместе с архитекторами и мастерами вызываются в Москву и врачи. Однако участь двух врачей того времени, Леона Жидовина и Антона Немчина, была весьма печальна. Прибыв в Россию, в царствование Ивана III, они оба поплатились жизнью за неудачное лечение. Леон обещал великому князю Иоанну Иоанновичу, страдавшему ломотой в костях, вылечить его, соглашаясь в противном случае добровольно подвергнуться смертной казни. Но так как князь умер, то Леон по приказанию царя был казнен через шесть недель после смерти Иоанна Иоанновича. Антон же, который «умори на посмех» татарского царевича Каракача, был выдан головой его сыну, который приказал отвести Антона на Москву-реку и зарезать под мостом «аки овцу». Но не следует особенно возмущаться этим фактом, если мы вспомним, что за два века раньше также поступали с врачами и в Западной Европе [14].
При царе Василии Ивановиче уже имеем определенные сведения, что лечившие его врачи были серьезными представителями западной медицинской науки. Одновременно у бояр были и свои лекари-самоучки из крепостных. От XVI в. дошли до нас известия о попытках Московского правительства получить из-за границы, в числе других мастеров, и лиц медицинского персонала. Так, в числе 123 иностранцев, набранных в 1534 г. на русскую службу посланным с этой целью за границу Гансом Слетте, было завербовано 4 доктора, 4 аптекаря, 2 оператора, 8 цирюльников и 8 подлекарей. По проискам Новгорода, все они были задержаны Ганзейскими властями в Любеке и в Россию не попали [15].
Рациональная медицина появилась при Московском дворе в половине XVI в. Иван Грозный ценил медицину, хотя не был чужд и суеверий. Первым врачом при нем был Арнольд Лензей из Италии. Он пользовался доверием царя, не боявшегося принимать от него лекарства, хотя и через руки доверенного боярина, князя Афанасия Вяземского. Другим врачом при Иване Грозном был Елисей Бомелий, родом из Бельгии, который, однако, вовсе не занимался лечением, а только подлаживался к Грозному. Этот дохтур, «лютый волхв и еретик», питал в царе страх и подозрения, чернил бояр и народ, предсказывал бунт и мятежи, поддерживая тем неистовство царя и даже выступая иногда в роли отравителя неугодных Ивану лиц. Но кончил свою жизнь Бомелий трагично: он был сожжен за сношения со Стефаном Баторием [16].
Между тем московская буржуазия нуждалась в свободных торговых путях из Европы на Восток. Она обратила свои взоры на Волгу и захватила вскоре Казань и Астрахань, а затем стала искать выхода к Балтийскому морю, но терпела неудачу в Ливонии от Швеции и Польши. Единственным путем для сношений с Западной Европой оставалось тогда Белое море. Открытие в 1553 г. англичанами свободного северного проезда в Россию имело для Московского государства огромное культурное значение, так как таким образом был найден для сношений с Европой новый путь, в обход Польши и Германии, чинивших России всевозможные препятствия, в надежде удержать ее быстрый рост, становившийся для них опасным.
По смерти Лензея царь обратился к английской королеве Елизавете с просьбой о присылке врачей. Она прислала ему Роберта Якоби, прибывшего в Москву в сопровождении цирюльников и аптекарей. В числе последних прибыл в Москву в 1581 г. и аптекарь Джеймс Френчем, который привез разные лекарственные вещества, куда входили не только продукты растительного царства, но и разные амулеты, цветные камни, перстни, трости, обладающие свойством предохранять от порчи и язвы и т. д. Все медицинское управление с этих пор, вся техническая сторона лечения сосредоточилась в придворной Аптекарской палате. Что же касается самого Якоби, то, хотя Грозный уважал его, но он больше занимался не лечением, а выполнением разных дипломатических поручений.
При царе Борисе Годунове появляются врачи и других национальностей. Царь Борис, имевший основание относиться подозрительно к своим русским боярам, очень любил окружать себя иностранными врачами. Еще будучи правителем, он охотно проводил в своем подмосковном имении «Хорошево» время в их обществе, и весьма вероятно, что его широкие планы преобразования России по западному образцу были выработаны не без их влияния. Веря знаниям иностранных докторов и уважая их, Годунов нередко выписывал их из-за границы. Но благодаря вытеснению из России английского влияния англичане начинают теперь количественно уступать немцам и голландцам. Трепеща за свое здоровье и здоровье своего семейства, Борис Годунов отправил посла Р. Бекмана в Любек и поручил ему найти там доктора, «который навычен был бы ко всякому докторству и умел лечить всякие немощи». Вообще, при Борисе в России было уже много иностранных врачей, и они селились в Немецкой слободе в Москве. В 1602 г. вторично прибыл в Россию с запасом лекарственных веществ Джеймс Френчем, и это повело к основанию первой аптеки в Москве. Вместе с этим Годунов учредил Аптекарский приказ, преобразовав его из учрежденной Иваном Грозным Аптекарской палаты (рис. 7). В этом приказе должно было быть сосредоточено все, что необходимо не только для лечения, но и для противоядия в случае отравления. А так как Годунов верил тайным наукам и боялся их, то в функции Аптекарского приказа входило также отвращение всяких чар и злой порчи. Заведование Аптекарским приказом принадлежало особому дьяку, а высший надзор — знатнейшему боярину.
Рис. 7. Здание Аптекарского приказа на территории Московского Кремля (ныне не существующее). В 1581 г. в здании располагалась Государева аптека, не позднее 1620 г. — Аптекарский приказ и лекарская школа (иллюстрация из книги Сорокиной Т. С., 2008)
Однако, как и прежде, иностранные врачи, а также и аптека существовали только для нужд царской семьи. Даже бояре получали пособие от врачей не иначе как с соизволения царя. Но случалось, что царь приказывал доктору дать лекарство для захворавшего боярина, а тот бил челом и просил «пожаловать царской милостью и не велеть ему лечиться у заморского дохтура». Не только простой народ, но и более образованные классы не понимали значения медицины и старых своих ведунов и знахарей предпочитали иностранным врачам. Они даже боялись их как обладателей какой-то темной силы, недоступной их собственному пониманию, но злой и беспощадной в своих действиях (рис. 8).
Как лечили больных в XV и XVI вв., у нас сохранилось мало сведений. Имеется сообщение, что в 1440 г. князю Дмитрию Юрьевичу Красному при носовом кровотечении была применена тампонация[*]. В 1462 г. у Василия Васильевича применяли моксы[*]. Но обычно лечили раны водкой, а болезни баней. Тогда же стало применяться лечение кумысом при грудных болезнях. При болезни великого князя Василия Ивановича врачи лечили его прикладыванием к ране пшеничной муки с медом и печеным луком. Когда это не помогло, они прибегли затем к мазям и, наконец, стали лить в рану водку. Вообще в затруднительных случаях даже цари предпочитали «поспрошать боярынь», вместо того чтобы обращаться к врачам.
Рис. 8. Помощь увечным в Московской Руси в XV-XVI вв. в основном оказывали монастыри (иллюстрация из книги Мирского М. Б., 1996)
Лекарства получались благодаря сбору «волшебных» трав, производившемуся обычно в ночь под Ивана Купалу. Но Иван III завел кругом Кремля сад и первый огород с аптекарскими травами. В это время в Москве уже существовал москательный ряд с хозяевами-лекарями, продававшими целебные травы. В 1534 г. появляется первая лечебная книга «Благопрохладный Вертогляд» (рис. 9) [17]. Эта рукопись начинается перечислением имен сорока пяти древних философов и распадается на три части. В первой части следует описание трав, камней в алфавитном порядке, причем под каждым описанием следуют стихи с указанием болезни и ссылкой на соответствующего философа. Вторая и третья части посвящены учению о моче и кровопусканию. Кстати, упомянем, что в то время врачей делили на два разряда: на таких, которые узнавали болезни по пульсу, — эти считались более научно-образованными врачами, и на таких, которые узнавали болезни по моче, — это были врачи более низкого разряда. Когда, при Годунове, приехал из Англии врач Виллис, его спрашивали: «Как ты болезни познаешь, по жилам (пульсу) или по воде (моче)?» (рис. 10).
Военных врачей тогда не существовало, но при Борисе Годунове, ввиду появления кровавого поноса среди солдат, находившихся в лагере под Кромами, туда были посланы медики и лекарства.
К 1537 г. относится первый случай медицинского освидетельствования. Когда позвали ко двору брата умершего великого князя и он отозвался болезнью, то к нему послали врача Феофила, который донес, что «оная болезнь совсем не важная».
Рис. 9. Страница из русского рукописного «Вертограда» по списку XVII в. с заметками на польском языке (иллюстрация из книги Богоявленского Н. А., 1960)
Рис. 10. Визит врача и консультация аптекаря. Врач рассматривает мочу больного (гравюра из книги Bartholomaeus de Glanvffla, Тулуза, 1494)
Эпидемии в это время не переставали навещать Россию. В 1409-1417 гг. появился мор в Пскове, Твери, Новгороде и Киеве, продолжавшийся до 1430 г. и возобновившийся в 1465 г. Больных было так много, что на 10-20 больных приходился один здоровый. Но мер против нее никаких не принимали, и ограничились тем, что построили церковь во имя св. Варлаама. Лишь в следующем столетии при появлении чумы в Пскове был установлен в 1592 г. в Ржеве первый в России карантин. В 1462 г. у Каспийского моря появилась, под именем черной немощи, или крымской болезни, проказа, которую стали лечить ваннами из теплого кобыльего молока. В самом конце XV в. появляется в Смоленске сифилис, занесенный из Польши. Ко времени Ивана Грозного относится распространение цинги в России. Больниц почти не было в Московском государстве. Хотя указывается, что в 1550 г. Иваном Грозным были заведены больницы, но скорее это были не больницы, а богадельни, на которые, согласно постановлению церковного собора 1545 г., суммы должны были отпускаться митрополитами из монастырской казны [18]. Первым в настоящем смысле слова больничным учреждением в России нужно считать приемный покой для раненых, устроенный в 1612 г. монахами Троице-Сергиева монастыря (рис. 11).
В общем, мы видим, что с возникновением торгового купечества и возвышением Москвы делаются у нас первые попытки организации медицинского дела. Русские цари, отражая интересы торгового капитала, завязывают сношения с Западной Европой и выписывают из-за границы, сначала из Англии, а затем из Германии, врачей и лекарства. Но эта насажденная сверху медицина оставалась чужда широким народным массам, и ее деятельность ограничивалась лишь придворными кругами.
Рис. 11. Монастырская больница. Лечение больных на Руси в XV-XVI вв. Рукопись XVI в. (иллюстрация из книги Богоявленского Н. А., 1960)
А меж тем никто так не страдал в ту пору от санитарных неурядиц, как именно широкие крестьянские массы. Голод и мор распространились по всей Руси, особенно поражая находившихся в тяжелых условиях жизни русских крестьян. После того как представители среднего поместного землевладения завладели властью, они довели эксплуатацию крестьян до таких размеров, какие не снились старому боярству. У крестьян отнимали землю, превращая ее в барскую запашку, часто за долги обирали самих крестьян в буквальном смысле слова, отнимая у них их жалкое имущество. Благодаря задолженности землевладельцам крестьяне постепенно лишались свободы и превращались в кабальных холопов. Разоряясь, они бежали, куда глаза глядят, а помещики, не желая расстаться с даровыми рабочими руками, выпрашивали у правительства один указ о беглых за другим. Таким образом, возникло крепостное право на крестьян, и уже в конце XVI в. оно было впервые формулировано в частных договорах крестьян с землевладельцами, хотя законом оно было утверждено только в Уложении царя Алексея Михайловича (1645-1647). Но в отличие от того, что мы видим в Западной Европе, крестьяне в Московской Руси были прикреплены не к земле, а к личности землевладельца. Объясняется это тем, что в Западной Европе с XII в. зародилось денежное городское хозяйство с небольшим местным рынком, что вызывало необходимость обеспечить каждому району постоянный состав покупателей. В России XVI в. не было изолированности рынков, а потому необходимо было постоянное передвижение покупателей, и крестьяне были прикреплены здесь не к земле, а к землевладельцам. В силу этого крестьянские восстания XVI в. направлялись только против землевладельцев, а не против государственной власти.
С другой стороны, в XVI в. в Московском государстве на обломках феодализма в результате борьбы царей со служилыми князьями и боярами, претендовавшими на непременное участие в решении государственных дел, сложилась самодержавная власть Московских государей. В этой борьбе Московские цари были вынуждены опираться на низшие слои населения. Неудивительно поэтому, что Михаил Федорович Романов (1613-1645), занявший благодаря поддержке демократических групп Пушкинского лагеря престол русских царей после Крестьянской революции 1613 г.[*], был вынужден вначале идти навстречу законным требованиям крестьян и остальных слоев населения. В ряду других государственных забот, появляется стремление сделать аптеку и врачевание доступными не одним только высокопоставленным особам. Возобновлением в 1620 г. деятельности Аптекарского приказа впервые ставится вопрос о создании русской медицины, медицины не только для бояр и вообще для богатых, а медицины для бедных, для широких слоев народа. Но династия Романовых, явившаяся плодом измены верхов революционных войск своим низам, вскоре не замедлила сама изменить тем, кто ее выдвигал. Она стала добросовестно служить торговому капиталу, она как бы срослась с ним. Поэтому и Аптекарский приказ, который вначале должен был обслуживать санитарные нужды всего народа, ограничился, так же как во времена Ивана Грозного и Бориса Годунова, удовлетворением нужд царя и его двора.
Весьма возможно, что на расцвет при дворе врачебного и лекарственного дела оказало свое влияние плохое физическое здоровье русских царей XVII в. В то время условия жизни русских были весьма негигиеничны. Москва чрезвычайно грязна, постройки до крайности скучены. Благодаря суровому климату русские одевались чрезмерно тепло, подчас в несколько шуб, а в комнатах, сильно натапливаемых и не проветриваемых, дух, по рассказам иностранцев, был ужасный, и требования к чистоте — самыми минимальными. Высшие классы ели очень много и злоупотребляли спиртными напитками. На царских обедах сидели по 6-10 часов, съедая подряд несметное количество блюд. По немощеной Москве разгуливать пешком было почти невозможно, и вообще знатные лица вели образ жизни малоподвижный, что считалось признаком достоинства. Отсутствие движений при тяжелой и излишней пище и частом опьянении должно было вредно действовать даже на крепкий организм и вести к болезням и преждевременной старости. В силу этого представители Московского государства, русские цари не отличались крепким здоровьем и потому часто нуждались во врачебной помощи. Ненормальность психической организации Грозного совершенно очевидна. Преждевременно погибший сын его, Дмитрий, страдал падучей, а другой сын, Федор, был хил телом и слаб духом. Царь Борис был, по-видимому, крепкий человек, но страдал подагрой. Что касается первых представителей династии Романовых, то они были подвержены наследственной подагре, «ножками скорбели». Царь Алексей страдал тучностью, и врачи держали его часто на строгой диете. Федор Алексеевич уже вступил на престол больным, почти не мог держаться на ногах и, прохворав шесть лет, умер. В силу всех этих причин и появляется Аптекарский приказ, высшее медицинское учреждение, имевшее своим назначением централизовать и придать единство врачебному делу в Московском государстве [19].
В функции Аптекарского приказа входила организация дела закупки и разведения лекарственных трав, наблюдение за качеством лекарств, чтобы «никакого внешнего, ни внутреннего зла, ни смерти не навесть и не осквернуть», а также способствование появлению лекарственных книг, или врачебников. Заведование приказами находилось в руках судей, дьяков и подьячих. Судьей был кто-либо из членов Боярской думы, как например, Артемон Сергеевич Матвеев (1625-1682).
Артемон Сергеевич Матвеев (1625-1682).
Иностранцы не принимали участия в Аптекарском приказе. Но Аптекарский приказ не объединил всего врачебного дела в России. Наряду с государственной медициной существовали медицина народная и медицина церковная и военная. Знахари и монахи не находились ни в какой зависимости от Аптекарского приказа. Точно так же и полковые врачи назначались воеводами без всякого участия Аптекарского приказа. С другой стороны, в круг ведения Аптекарского приказа входили и «водочные изделия». В распоряжении приказа имелся большой запас их, и они оттуда выписывались в другие учреждения.
Аптекарский приказ заведовал всеми делами врачей, жалованьем, выдачей грамот, удовлетворением просьб и прочее. Ему принадлежало также право экспертизы раненых воинов и служилых людей, и, кроме того, он являлся книгохранилищем литературы. Большое влияние на его деятельность имели стоявшие во главе его бояре. Источником доходов аптекарской казны были суммы, отчислявшиеся приказом Большой денежной казны, и суммы, выручавшиеся от продажи лекарственных веществ и водочных изделий.
Во второй половине XVII в. значительно увеличилось в России число врачей [20]. В памятниках того времени мы находим крайне любопытное и образное подразделение «лекарской мудрости» на три статьи: «...Дохтур, обтекарь и лекарь, потому что дохтур совет свой дает и приказывает, а сам тому неискусен, а лекарь прикладывает и лекарством лечит, а сам ненаучен, а обтекарь у них обоих повар». Доктора в это время были исключительно иностранцы, либо вызванные из-за границы, либо набранные из военнопленных балтов. Однако еще при Михаиле Федоровиче иностранцев принимали на русскую службу с большим выбором. Врач должен был быть «дохтур добрый и навычный» и иметь «свидетельственные грамоты». В тех случаях, когда врачи не имели свидетельственных грамот, их подвергали экзамену. Для свободного приезда в Россию врачам давали «опасную грамоту». По прибытии в Москву врачи являлись в Посольский приказ, а затем в Аптекарский, место своей службы, где предъявляли свои дипломы, рекомендательные письма от коронованных особ, городов или коллегии врачей, свое curriculum vitae (жизненный путь) и ученые труды, и приводились к присяге. При этом они обещались «государя своего ни чем в питье и в евстве не искормити», после чего получали аудиенцию у царя.
Так как призываемые из-за границы врачи часто приезжали со всем семейством и прислугой, то на весь этот штат выдавались отдельно кормы и подводы. С доктором Сибилистом в 1627 г. приехала «жена его Маргарита, да людей его дворецкий, да казначей, да лекарь, да под теми пять человек, да две жонки немки, одна комнатная, а другая поваренная». Материальное обеспечение докторов было иногда прямо огромное. Так, при Алексее Михайловиче некоторые врачи получали до 19 тысяч в год на наши деньги[*]. Кроме того, иностранные врачи получали ежедневно из дворца корм натурой: «...по четыре чарки вина боярского, по четыре чарки вина рядового, по кружке романеи, по кружке меду вишневого, по две кружки меду паточного, по ведру меду цеженного, по полуведра пива доброво на день», а также «поденный корм по гусю, по двое куров, по полутуше баранье, по части говядины, по части свинины, на хлеб, на калачей и на всякое по пяти алтын». По Москве иностранные врачи ходили сначала в русском платье, и на головах носили бархатные шапочки, зашитые золотом и жемчугом, отороченные и подбитые мехом чернобурой лисицы. Но после того, как однажды патриарх, благословляя при проезде толпу, осенил по ошибке крестным знамением и иностранцев, последним было запрещено носить русское платье. Жили на Руси иностранцы довольно весело, собирались между собою и задавали пиры. Врачи, как люди знатные и богатые, играли в этом обществе видную роль.
Рядом с высшим медицинским персоналом, иностранными врачами, существовал на Руси и разнообразный низший: аптекари, алхимисты, лекари или хирурги и лекарские ученики, а также разные цирюльники, барбе- ры, костоправы и т. п. Сначала и они приезжали из-за границы, но постепенно появляются и русские лекаря. Последние набирались из пушкарей и стрельцов и проходили всю науку, начиная с грамоты, в 5-6 лет. Изучение медицины носило ремесленный характер. Желающий посвятить себя лекарской деятельности, поступал учеником к одному из врачей. В ученики обыкновенно шли «вольные, гулящие люди, скитающиеся без приюта». Заграничных врачей скоро стали обязывать давать подписку «за то его государево жалованье учеников, которые мне для ученья даны, учить с великим прилежанием, ничего не тая». По прохождении курса ученики командировались для практики в полк. После нескольких лет службы в полку лекарский помощник получал звание русского лекаря. Лекарский ученик получал жалованье в размере 2-3 рубля и кормовых по 6-10 денег[*] в день. Жизнь учеников была нелегкая, они нередко сбегали, и их под конвоем возвращали назад. Неважным было положение и русских лекарей, получавших в среднем от 110 до 139 рублей в год[*]. Поэтому русские лекари неоднократно жаловались царю, что они обижены против своих заграничных товарищей, и просили о прибавках.
На первых порах врачи выписывались только для царя и его семьи. Но в XVII в. уже встречаются просьбы не только бояр, но и посадских, и торговых людей отпустить к ним доктора. Тогда-то почувствовалась потребность в русских лекарях, ибо иностранцам, не знавшим местного языка, приходилось лечить через переводчиков. Поэтому со времени Алексея Михайловича стали посылать молодых врачей учиться за границу медицине. Первым русским образованным врачом был Петр Васильевич Постников, получивший в 1692 г. степень доктора медицины в Падуанском университете [21].
Параллельно с организацией врачебной помощи идет и развитие аптекарского дела. Первоначально приезжавшие из-за границы доктора привозили с собой небольшие наборы лекарств, но этого очень скоро стало недостаточно, и с XVI в. появляются у нас аптеки. Первая аптека была основана, как мы уже упоминали, трудами английского аптекаря Френчема. Она носила название «старой аптеки» и была устроена для нужд царя и его семейства в Кремле. В половине XVII в. при Аптекарском приказе существует «алхимистская казенка», где перепускают «всякие водки и масла». Простой народ покупал разные травы, коренья и мази в лавках зелейного ряда. В 1673 г. была открыта в Гостином Дворе на Ильинке вторая, так называемая «новая аптека» для всего остального народа. Новая аптека находилась в подчинении у старой аптеки. Штат аптек состоял из лекарей, аптекарей, алхимистов и «диштиляторов» (рис. 12).
Рис. 12. «Диштилятор» за работой в «пропускной палате» русской аптеки. Из рукописи по списку XVII в. (иллюстрация из книги Богоявленского Н. А., 1960)
Кроме того, из тяглецов казенной слободы на один год избирались целовальники. Целовальник заведовал аптечной кассой, закупкой лекарств и контролировал продажу спиртных напитков. С внешней стороны аптеки были обставлены с большой роскошью. Окна пестрели разноцветными стеклами, на подоконниках висели дорогие бархатные ковры, потолки были расписные, стены обиты лучшим английским сукном. Меблировка состояла из бархатной мебели и зеркал. Тут же красовались всякие заморские редкости: часы, чучела павлинов, глобус и т. д. Вся аптечная посуда была из шлифованного хрусталя с золоченными крышками, некоторые принадлежности из чистого серебра. Но при этой внешней роскоши положение аптекарского дела было далеко не утешительным. Большинство аптечных сосудов были пусты, ибо лекарства не покупались заблаговременно. Вся работа протекала под тяжелым гнетом подозрительности и недоверия. «Пристойные про великого государя» лекарства хранились за печатью дьяка приказа в особой комнате, куда не допускались без надзора даже сами врачи. Прописанный рецепт подвергался внимательному обследованию в приказе. Во избежание умышленного отравления лекарство сначала давали «надкушать» самим врачам и аптекарям, а иногда и царским боярам. После принятия его царем доктор должен был на месте ожидать его целебного действия. Отпускаемые для царя лекарства завязывались красным шелком и завертывались в тафту.
Лекарства либо выписывались из-за границы, либо добывались в России. Странами вывоза были преимущественно Англия и Голландия. Так, в 1662 г. были закуплены в Англии запасы на сумму в 542 фунта, 8 шиллингов и 4 пенса и пересланы в Архангельск в 11 местах, обшитых рогожей. При перевозке их далее в Москву наказывалось крепко, чтобы «от морозов и большие скорые возки им никакие порухи не учинилось».
Вместе с выпиской сложных лекарств из-за границы делались в XVII в. попытки культивировать и собирать на местах травы и коренья, употребляемые с лекарственной целью. В памятниках XVII в. неоднократно упоминаются аптекарские сады или «аптечные огороды». Когда осенью 1661 г. создавали «новый аптекарский двор, что у Каменного моста», то садили там смородину черную, белую и красную, вишни и сливы, для чего были взяты саженцы из частного сада Никиты Ивановича Романова, в котором также росли и «аптекарские всякие травы» (рис. 13).
Общее число растений, культивировавшихся в аптекарских огородах, по-видимому, не было значительно, однако некоторые попытки акклиматизации лекарственных растений были настолько удачны, что многие травы, посаженные на этих огородах, были вскоре исключены из списков, по которым они прежде собирались в диком виде из провинции.
Рис. 13. Аптекарский двор на Воздвиженке (иллюстрация из книги Мирского М. Б., 1996)
Аптекарские сады служили не только для разведения лекарственных растений, но и для приготовления самих лекарств. Так, при главном из них находилась особая «коктория», нечто вроде фармацевтической лаборатории. Любопытно отметить, что к числу лекарств XVII в. можно отнести чай, весьма мало употреблявшийся как напиток и разводившийся с лекарственной целью, особенно против последствий пьянства. Главные садовники были обычно иностранцы, но рядом с ними вскоре появляются низшие служащие, русские ученики, называвшиеся «травниками» (рис. 14).
Помимо культивирования лекарственных растений в аптекарских садах, широким применением пользовалось собирание на местах нужных кореньев, трав, ягод, явившихся одной из важных функций травников. Когда иностранные врачи ознакомились с богатствами русской флоры, они взяли на себя руководство подобными сборами. К участию в руководимых травниками сборах привлекалось все окрестное крестьянское население. Ежегодно во все концы России к воеводам посылались царские указы «собирать травы и цветы и коренья, которые годны к лекарственному делу». Воеводы оповещали местное население через глашатаев, ходивших по деревням и селам и «кликами по многие дни» призывавших «уездных и посадских людей всех чинов» к отбыванию так называемой «ягодной повинности». Кроме того, на воевод налагалась обязанность «всяких людей спрашивать, кто знает лекарственных трав, которые бы пригодились к болезням в лекарство человекам».
Рис. 14. План аптекарского сада на берегу реки Неглинной (иллюстрация из книги Мирского М. Б., 1996)
Собранные таким образом ягоды и коренья доставлялись в съезжую избу и там очищались. Некоторые тут же сушились и толклись, другие зашивались в мешки, «чтобы из них дух не вышел». Собрав ягоды, обыватели были обязаны сами везти их в Москву. Ввиду крайней обременительности ягодной повинности, отрывавшей крестьян в самое горячее время от сельских работ, население всячески стремилось уклониться от нее. Но правительство прибегало к весьма крутым мерам: сажало уклонившихся в тюрьму, ставило «на правеж» земского старосту, бывшего в ответе за население. Многие пытались откупиться от повинности путем приношений воеводам. Со второй половины XVII в. натуральная повинность была заменена денежной, и в то же время стала практиковаться сдача сбора лекарственных растений с подряда и покупка аптекарских продуктов за деньги.
Что касается аптечной посуды, то она первоначально доставлялась из- за границы. В документах того времени упоминаются «алхимические сосуды», «блюда веницейские», «горшечки стеклянные с носиком», «ситочки, чем траву сеять» и т. д.
Наряду с заботами об аптечном деле, стало развиваться у нас больничное и санитарное дело. В Древней Руси существовали богадельни и приюты, большею частью при монастырях. При первых Романовых, в связи с устройством временного военного госпиталя на Рязанском подворье, упоминается о построении «дохтурской палатки для дохтурского сидения по осмотру болящих», т. е. своего рода амбулатории. Боярин Ртищев при царе Алексее устроил частную больницу из двух комнат на 15 больных. Наконец, при царе Федоре Алексеевиче, «по европейским обычаям» заведены две «шпитальни» в Москве: одна у Никитских ворот, другая — в Знаменском монастыре. Душевнобольные помещались в монастырях, если только не представлялось необходимости держать их скованными. Буйные же больные помещались в тюрьмы и по выздоровлении отдавались на поруки родственникам. Так как безумие считалось последствием порчи, то жалобы на него вели часто к тяжелым процессам с опросом населения и пыткой подозреваемых и оговариваемых ими. Главным средством порчи считались различные травы. Центральным пунктом следствия по отысканию виновников были пытки, которые производились в «застенках». Легкая форма пытки состояла в том, что подозреваемого поднимали на «дыбу» и били «допросными палками». Настоящая же пытка заключалась в том, что подняв «на дыбу», били кнутами и жгли тело огнем. Иногда употребляли также ломание ребер, пяток, вырезывание мяса из-под ногтей. По снятии с «дыбы» палач вправлял вывихнутые суставы, поэтому палачи причислялись к лицам медицинской профессии. Но несмотря на все варварство этих судебных процессов, сами больные, как мы уже указывали, в противоположность Западной Европе, были у нас предметом особого попечения.
Медицинская помощь раненым появляется с XVII в. Сначала врачи назначались в полки только в военное время. При Михаиле Федоровиче Романове больных осматривали воеводы и отпускали их по домам. Иногда солдаты получали на руки деньги «на лечбу ран». Но со второй половины XVII в. для сопровождения войск в походы стал назначаться постоянно медицинский персонал с лекарствами и были введены санитарные отряды. В 1678 г. было отдано распоряжение о том, чтобы лекаря лечили раненых безденежно, причем средства для этого отпускались из приказа Большого дворца (рис. 15).
Санитарные меры возникли очень рано, но долго представляли пеструю смесь вполне рациональных приемов с актами религиозного характера. Так, в случае эпидемии в местности, туда посылали иконы, иногда ставили новые церкви. С другой стороны, принимались крутые, но рациональные меры. Когда появилась чума в Пскове, был издан приказ поставить на пути между Псковом и Новгородом заставу и задерживать там купцов, сжигая их товары и даже их самих. Последнее следует, по всей вероятности, рассматривать только как угрозу, целью которой было совершенно прекратить на время оживленные торговые сношения между этими городами. К умирающим от чумы не пускали духовников, умерших хоронили отдельно. Сжигание вещей при подозрительном заболевании практиковалось весьма широко. Даже донесения, поступившие из зараженных областей, переписывались на другую бумагу и затем сжигались.
Весьма важными в санитарном отношении были столь излюбленные русскими бани. Когда московское правительство попыталось бороться с частыми пожарами путем запрещений топить бани, то жители ответили на это распоряжение угрозой «разбрестись врознь из своих домов». В банях для высших классов полы усыпались цветами и зеленью, в воду клались какие-то травы для укрепления тела. На полках, куда забирались для потения, расстилались простыни и клались жесткие подушки. Мыли даже мужчин, по-видимому, банщицы, которые перед мытьем подносили своим клиентам для подкрепления блюдо с ломтиками редьки; после бани полагалось основательно поесть.
Что касается врачебной терапии XVII в., то она представляла пеструю смесь методов и лекарств вполне целесообразных со средствами совершенно фантастическими. В диагнозе большую роль играла уроскопия. Возможность заразы понимали еще раньше, причем образно объясняли, что как соседние дома занимаются от горящего здания, так от человека в горячке загораются окружающие его. В XVII в. мы встречаем диагнозы грыжи, рожи, астмы, эпилепсии, цинги, почечных камней, геморроя, дизентерии и других болезней. При подозрительных случаях направлялись врачи определить заразительность болезни, а при смерти — выяснить причину ее. Если при лечении происходило несчастье, посылался врач выяснить виновность лечившего и освидетельствовать лекарство, покупавшееся в таких случаях обыкновенно в зелейном ряду. Для лечения рение ядения и пития». Существовало ясное понимание значения диеты, режима и общего образа жизни.
Рис. 15. Распоряжение из Аптекарского приказа об отпуске бесплатных лекарств для лечения стрельцов, раненных в боях под Чигири- ном, 1678 г. (иллюстрация из книги Будко А. А. и др., 2002)
Так, после кровопускания царю Михаилу прописано: «...редьки и хрену не есть, не пити вина горячего, ни водки, ни меду, ни романей». Рецепты прописывались по-латыни, а затем переводились на русский язык толмачами. Памятником врачевания той эпохи являются дошедшие до нас «дохтурские сказки», представляющие собой протоколы медицинского освидетельствования, в которые врачи заносили диагноз и лечение болезни. Записи лекарств «за дьячьею прописью» отсылались в Аптекарский приказ. Большая часть лекарств представляла смесь слабительных, потогонных и мочегонных средств, и многие изготовлялись на вине. Большое значение придавалось кровопусканию. Наружно применялись пластыри и мази, из которых особенно славилась какая-то «раковая мазь». Но особенно распространена была мушка. Царь Алексей Михайлович даже требовал, чтобы его приближенные подвергались этой операции. Но, с другой стороны, наряду с этими более или менее целесообразными методами лечения упоминается о каком-то камне, который рекомендовали беременным женщинам носить на теле, чтобы прибавить силы матери и младенцу, а для облегчения родов — держать его в правой руке. От каменной болезни предлагалось вынуть молодых зайчат из брюха зайчихи в марте, сделать из них порошок и принимать в вине. От искривления матки рекомендовалось носить на животе волчью кожу, а сожженное сердце волка принимать внутрь. Против судорог целебной силой славилось лисье сало.
Особой мистической славой пользовался какой-то «камень безуй»[17], который «находят при береге морском, а родится, сказывают, в сердце у оленя, а иные сказывают, у змеи в желчи». Он считался универсальным противоядием. Такая же чудодейственная сила приписывалась и «инроговому песку», т. е. рогу единорога в порошке, который «противно есть всякой отраве и мору, и порче и оспе и всяким другим болезням». Аптекари покупали его для царской аптеки за границей, платя безумные суммы, на нынешние деньги — несколько десятков тысяч. Но простой народ редко прибегал к медицине. Иностранцы рассказывали, что если русский человек чувствует себя больным, он выпивает хорошую чарку вина, всыпав в нее предварительно заряд ружейного пороха или смешивая напиток с толченым чесноком, и немедленно затем идет в баню, где в нестерпимой жаре потеет часа два, три (рис. 16).
Рис. 16. Сцена лечения больного «чепучинным сидением» (потогонная процедура). Миниатюра из «Вертограда» по списку XVII в. (иллюстрация из книги Богоявленского Н. А., 1960)
При царской аптеке в то время находилась уже медицинская библиотека. Первые книги, имевшие медицинское значение, так называемые травники, были переведены еще в XVI в. поселившимися в России немецкими пленными, и некоторые из них были украшены таблицами растений в красках. Среди них упоминавшийся нами «Прохладный Вертогляд» был в 1661 г. одобрен докторами Аптекарского приказа как руководство и пользовался распространением еще до конца XVIII в. Кроме «Прохладного Вертогляда» имелись еще и другие самостоятельные русские сочинения, как то: «Книга имуще лечение различных недуг телесных» и «Описание чумы в Казани». Из переводной литературы имелись «анатомия» Везалия, «травник» Диоскорида, перевод полной фармакологии, физиология человека, диагностика и некоторые другие. Наряду с русскими книгами, оригинальными и переводными, в библиотеке встречались и иностранные книги, ибо в то время уже принимались меры к обучению латинскому и «цесарскому», т. е. немецкому, языкам лиц, готовящихся к медицине, да и со стороны иностранных врачей предъявляется спрос на эту литературу.
Среди докторов в Москве мы встречаем ученейших мужей, выдающихся врачей своего времени, получивших свои докторские дипломы в лучших университетах и подчас авторов известных научных трактатов. Приехавший в 1621 г. Артемий Дий [22] написал ученое сочинение, впоследствии напечатанное в Париже. Ученым анатомом был и врач Самуил Коллинс. Выдающимся врачом был также Лаврентий Блюментрост, лейб-медик Алексея Михайловича и царевны Софьи. И все же мы не замечаем в Московской Руси какого-либо прогрессивного развития медицинской мысли. Объясняется это тем, что в России торговая буржуазия к описываемому периоду не приобрела того влияния, каким она пользовалась на Западе. Результатом этого было отсутствие у нас всяких медицинских школ и университетов, которыми блещет история Западной Европы. Кроме того, приезжавшие в Россию иностранные врачи, прибывая из стран, где уже начали развиваться мануфактуры, и очутившись в Московском государстве, где еще в значительной степени господствовало натуральное хозяйство, оказывались как бы оторванными от своей родной почвы. Поэтому привозимые ими медицинские познания с трудом прививались в России и весьма мало содействовали развитию у нас медицины. Наконец, классовый характер русской медицины, когда все санитарные мероприятия предпринимались главным образом в интересах царя и бояр, а простой народ, страдая от крепостного права, не получал никакого облегчения от придворной медицины, а только был вынужден нести тяжелую ягодную повинность, — действовал в том же направлении.
Следует еще упомянуть, что в медицинской деятельности Московского правительства тогда ясно обозначились два культурных течения того времени. Находясь под воздействием двух социальных групп, торгового капитала и мелкопоместного дворянства, русские цари то стремились приобщить свое молодое государство к могучему потоку западной культуры, то столь же сознательно стремились использовать западные знания в интересах развития национальной самобытности. При этом, ища в прошлом какие-либо организующие формы, московская буржуазия пыталась найти в прошлом, в культуре Киевской Руси, подходящую для себя идеологическую основу. Но медицина Киевской Руси стояла далеко не на высоте. Поэтому и с этой точки зрения развитие русской медицины не могло быть успешным. В этом отношении история русской медицины представляет вторую характерную особенность, отличающую ее от западноевропейской медицины. Там возникновение буржуазии сопровождалось веком Возрождения, когда молодая буржуазия нашла для себя в прошлом готовую богатую сокровищницу медицины Древней Греции и Рима. В России ничего подобного не было, и этим отчасти объясняются особенности ее дальнейшего развития. И потому еще в течение долгого времени русская медицина, с одной стороны, отстает в своем поступательном движении, вращаясь в сфере воззрений древнерусского периода медицины, а с другой — слепо следует иностранным влияниям, не воспринимая их органически и не перерабатывая их, согласно особенностям страны.
[10] Интересы буржуазии не играли никакой роли в политики тогдашних князей. Автор толкует историю в духе господствовших в его время представлений об исторических процессах.
[11] Тампонация — вставление тампона в полость или рану с целью остановки кровотечения.
[12] Моксы — небольшой прижигательный цилиндрик, приставлялся к коже и зажигался с верхнего конца.
[13] Выражения «демократические группы» и «крестьянская революция» соответствуют мировозрению автора. Неясно лишь, кто изобрел «Пушкинский лагерь» — автор, редактор или наборщик. Скорее всего здесь речь идет о Тушинском лагере — правительственном центре Лжедмитрия II в селе Тушино под Москвой с лета 1608 г. до начала 1610 г.
[14] В данном случае автор, видимо, имеет ввиду советские деньги 1920-х гг.
[15] Деньга — полкопейки.
[16] Это были очень неплохие деньги: корова стоила от 2 до 6 руб.
[17] Камень безуй (безоаровый камень) — камень органогенного происхождения, образован из плотно свалявшихся волос животных или волокон растений. Его находят в желудке или кишечнике некоторых жвачных животных, главным образом безоаровых козлов. Применялся в растертом виде для нейтрализации ядов. Современные исследования выявили способность «камня» сорбировать соединения мышьяка, основного яда Средневековья.