Религиозные верования древних славян. Знахари и волхвы. Заговоры славян. Их характер и особенности. Характерные черты русской народной медицины. Влияние принятия христианства. Возникновение монастырской медицины. Иностранные врачи при дворах Киевских князей. Эпидемии периода удельных междоусобиц.
Начиная с VI в. после P. X. по необъятным пространствам Восточно- Европейской равнины стали расселяться славянские племена. Теснимые с юга ордами степных кочевников, они отступали все более к северу и углублялись в лесные дебри среднего течения Днепра и верховьев Волги. Это были еще настоящее дикари, грязные, полуголые, не имевшие даже прочных жилищ и жившие в шалашах. Древние славяне распадались на множество отдельных маленьких племен, которые постоянно враждовали между собою. Главным занятием их было бродячее земледелие и охота, но никакого правильного хозяйства они не вели и поэтому также не знали и рабского труда. Страна была велика, а населения было еще немного. Можно было жить не густо, небольшими поселками, можно было переходить с места на место, бросать старые земли и захватывать новые. Разбросанные на больших пространствах жители отдельных дворов мало нуждались друг в друге. Они работали сами на себя, все, что нужно, изготовляли сами, и им незачем было обмениваться своей добычей или изделиями. Однако постепенно зарождался обмен, завязывалась торговля. Русские реки были в то время большими торговыми путями. По ним Южная Европа и арабский Восток торговали с севером и западом Европы. Русские втягивались в эту торговлю. В середине IX в. выходцы из Скандинавии, варяги или норманны, взяли на себя военную охрану русской торговли от печенегов, поджидавших купцов у Днепровских порогов. Варяги собирали со славянских племен, которые им удалось покорить, дань в виде меда, воска и меха, но главным промыслом их была торговля рабами. Отсюда непрерывные войны между этими варяжскими князьями, целью которых было «ополониться челядью», отсюда их сношения с Византией, где был ближайший к России невольничий рынок. Благодаря постоянным войнам разорялось крестьянство, а с другой стороны, выделялись люди, в руках которых благодаря удачным походам и грабежам скопилось много богатства. Как и у других народов одинакового с ними развития, понятия о мире у восточных славян были просты и грубы. Когда человек умирал, они думали, что душа его, или дух, уходит из тела, как «легкое дыхание», как «дымец малый». Этот дух при жизни человека давал ему тепло, дыхание и возможность движения. По выходе из тела судьба этих духов различна. Они либо отправлялись куда-то между землей и небом, либо оставались скитаться по земле. В последнем случае духи могут являться в виде привидения к живым людям и пугать их. Такими духами населен весь мир. Они могли быть полезны людям, но могли и вредить им. Поэтому было необходимо ублажать и умилостивлять всех этих богов и духов, которые населяли природу, нужно было творить молитвы и приносить жертвы (рис. 1).
Рис. 1. Энецкий дух болезни, насылающий сибирскую язву (иллюстрация из книги Сорокиной Г. С., 2008)
Каждый глава дома творил молитвы и приносил жертвы за своих домашних. То же делал князь за все племя. Творить молитвы и приносить жертвы было нетрудно. Это мог сделать всякий. Поэтому у древних славян не сложилось особого класса жрецов. Но не всякий мог верно узнать волю богов и особенно повлиять на них, добиться их милости. Люди, владевшие этой тайной, были редки. Их всюду очень ценили и звали из дома в дом. Их указаний слушались князья. Эти знахари, или волхвы, как их называли, шли на призыв, шептали волшебные заклинания, курили волшебные травы, давали людям волшебные амулеты. Эти же волхвы были и хранителями медицинских знаний. Но так как у нас не было сильного сословия жрецов, то эта первоначальная знахарская медицина не могла устоять против напора иностранного влияния. Когда начал образовываться верхний слой общества, то он стал гнушаться старыми славянскими религиозными обрядами и славянскими колдунами и стал выписывать себе вместе с греческими шелковыми материями и золотыми украшениями также и греческие обряды, и греческих «волхвов», священников. Но с принятием христианства язычество не сдавалось. Рядом с духами, населяющими природу, появились «духи» святых мучеников. Рядом со старым языческим анимизмом продолжал существовать анимизм христианский. Но вообще верования не изменились. Продолжались и жертвоприношения, но, вместо того
чтобы непосредственно отдавать духу курицу, лошадь или барана, это отдавалось духовенству, которое умеет как-то ублажать соответствующих духов святых и пугать соответствующих злых духов.
Все эти верования в духов и богов имеют в основе своей вполне естественное явление — страх смерти. И еще прежде чем человек дошел до представления о духах, он более всего боялся покойников. Так, по рассказу летописца, в 1092 г. в Западной и Южной Руси свирепствовала какая-то эпидемия. Народное воображение было возбуждено, и это возбуждение отражалось в различных фантастических рассказах о причинах мора. Так, в Полоцке было страшное чудо: ночью слышался на улицах города шум, и какие-то люди рыскали по улицам. Кто имел неосторожность выйти из дома, чтобы посмотреть, что делается, бывал поражен невидимой рукой и умирал. Потом таинственные существа стали появляться и днем в образе вооруженных всадников. Самих-то их не видно было, но все видели копыта их коней. Население было везде так напугано, что не смело выходить на улицу и говорило, что это мертвецы бьют полочан [6] (рис. 2).
Рис. 2. Полочане прячутся от «навий» в свои хоромины. Миниатюра из Радзивилловской летописи; относится к событиям 1092 г. в Полоцке. В изложении летописца, события развивались следующим образом: «В лето 6600. Предивьно бысть чюдо Полотьсце, в мьчте: бывыни ночи, тутън (топот) ста- няше, по улици яко человеци ригцугце беси. Агце къго вылезяше ис хоромины, хотя видети, абие уязвен будяше невидимо от бесов язвою и с того умираху. И не смеяху излазит ис хором. По семь же начата в дьне являтися на коних и не бе их видети самех, но конь их видети копыта. И тако уязвляху люди полотьскыя и его область. Тем и человеци глаголаху яко навие биютъ полочаны». Вопреки прямому смыслу текста о невидимости злых духов, художник изобразил безобразных чудовищ, скачущих верхом по улице Полоцка. Горожане запирают дома, закрывают ставни (по Рыбакову Б. А., 1988)
Боязливое чувство возбуждается в первобытном человеке не только видом умершего, но и при взгляде на умирающего. У дикаря больной вызывает суеверный страх. Один араб, который в X в. посетил Волгу и видел там русских, рассказывал, что если один из них заболеет, то они устраивают ему в отдалении от себя шатер и ставят рядом с ним хлеба и воды. Близко к больному они никогда не подходят и не говорят с ним, даже более того: они не посещают его за все время болезни, особенно если он бедняк или раб. Когда больной выздоровеет и встанет с постели, он возвращается к своим. В данном случае славяне бессознательно пользовались методом изоляции, который теперь применяется в случае заразной болезни.
При господстве таких воззрений главными способами лечения были молитвы, заговоры, заклинания. Все эти заговоры имели вполне определенную форму и строились с внешней стороны по определенному плану. Прежде всего сюда относятся заговоры, основанные на параллелизме в виде сравнения. Они бывают двух родов: сравнение может быть выражено в положительной и в отрицательной форме. Заговоры первого рода могут быть названы формулой — quomodo (каким образом, как), а заговоры второго рода — формулой — quomodonam (каким же образом, как же). Примером первого рода может служить заговор от зубной боли: «Как земляника эта засыхает и завядает, так чтобы у раба божия зубы замирали и занемели, чтобы черви и пути занемели, по сей день, по сей час». Примером заговоров второго рода служит заговор от чирьев: «Не от угля, не от каменя не отрастает отростель и не расцветает цвет. Так же бы и у меня, раба божия (имя рек) не отрастали бы на сем теле ни чирьи, ни вереды, ни лишаи, ни какие пупыши». Иногда заговор принимает диалогическую форму, как например: «Молодик, молодик, где ты быв? — У Вадама. — Ти были люди у Вадама? — Были. — Що яны ядять? — Камянь. — Ти болять у их зубы? — Не болять. — Нихай у раба божаго Гришки не болять».
Громадное количество врачебных заговоров начинается молитвенным вступлением, и нередко начинается прямо с молитвы «во имя Отца и Сына и Святого Духа». Таким образом, здесь наблюдается смесь языческого анимизма с христианским. За молитвой очень часто следует так называемый зачин, своя собственная вступительная формула, не имеющая к молитве никакого отношения: «Стану я благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, из дверей воротами, в чистое поле за воротами, из чистого поля во темный лес». После зачина в заговоре обыкновенно говорится о каком-то камне (латырь-камень [*], который лежит в чистом поле или в «океане-море». Вокруг этого камня и группируются все чудеса заговорной поэзии.
После этого сплошь да рядом следует ссылание болезни. При этом самым подробным образом перечисляются всевозможные виды данной болезни и частей тела, из которых она высылается. Такая подробность объясняется верой в то, что для не упомянутого вида болезни или члена тела заговор мог бы оказаться недействительным. Раз человек заболел, значит, его кто-нибудь испортил тем или другим способом. «Господи, Пресвятой Отче всемогай, вечный Боже, отжени дьявола и всякую болезнь от раба своего сего, и лук от главы и от влас, от верха, от темени, от лица, от очию, от ушию, от ноздрию» и т. д. За перечнем видов болезни и членов тела следует ссылание болезни куда-нибудь в пустынное место. Кончаются заговоры оригинальной формулой, так называемой закрепкой, в которой очень часто упоминается ключ и замок. «Слово мое крепко. К тем моим словам небо и земля — ключ и замок» [7].
Древнеславянские заговоры, этот оригинальный вид народного творчества, явились истинным корнем русской народной медицины. Их происхождение во многом аналогично происхождению так называемых трудовых криков. Трудовые крики, возникнув в процессе общего производства, были зародышем первоначальных слов, а затем и человеческой речи. С течением времени эти первоначальные слова становятся определенными понятиями, но и приобретают магическую силу. Зависимость между приказанием, воплощенным в словах, и исполнением определенных действий вызывает у первобытного человека мысль, что слова сами по себе обладают чудодейственными свойствами. Пожелание, обращенное к всесильным и вездесущим духам, приобретает характер просьбы. Если же оно исполнилось, оказалось однажды действительным, то к нему можно прибегнуть и в другом подобном случае. Его надо запомнить, сохранить. И вот импровизация вступает в круг заговоров. Знахарь обращается к месяцу, ветру, воде, дереву, а затем и к христианскому богу. Существенною чертою является здесь вера в то, что существо, к которому обращаются с просьбой, может ее исполнить и обязательно исполнит, если формула будет произнесена с соблюдением особых обрядов. Если при жертвенной молитве упускался хоть один из бесчисленных обрядов, то жертва теряла всякое значение. Здесь особенно надо заботиться о соблюдении ритма, каким должны петься священные формулы. Постепенно, таким образом, в нераздельном могуществе слова появляется брешь. Ему приходится делиться своей властью. Наряду со словом, самым серьезным соперником его является действие. Вначале действия непосредственно связаны со словом и имеют целью произвести результат, который они драматически изображают. Так, при лечении ячменя, бросают в печь зерна ячменя и говорят: «Як сей ячмень сгорает, так нароженному, молитвенному, крещенному ячминец из глаз исхожае».
Магические свойства постепенно передаются отдельным предметам, и мы присутствуем при появлении фетишизма. В этом отношении интересен так называемый приколень, с помощью которого стараются передать, перевести известные свойства с одного предмета на другой. Для того чтобы «установить золотник», т. е. матку, обводят веником вокруг живота больной, нажимая и приговаривая: «Крепко березка на корню стоиць, так стань золотник на своем месци того кряпчей». С течением времени слова совершенно отходят на задний план, и их заменяют символические действия. При трудных родах разрубают топором связанные колья в изгороди. В других случаях устраивают легкое прохождение какого-нибудь предмета через другой. Если роды медленно подвигаются вперед, призывают мужа роженицы и заставляют его три раза пройти между ногами стоящей роженицы. Своеобразная обязанность возлагается на старосту: когда в селе родит кто-нибудь, староста должен пролезть через обруч. Кроме чар, относящихся к акту родов, мы встречаем подобные же символические действия и в других случаях. В Вологодской губернии при первом громе перекувыркиваются, чтобы поясница в этом году не болела. Что означает этот обряд, мы узнаем из присказки, какой сопровождается подобный обычай в Костромской губернии. Там, увидя в первый раз весной журавлей, ложатся на траву и семь раз перекувыркиваются через голову, приговаривая: «Журавель, журавель, у тебя шея колом, а у меня спина колесом, а не крюком». Также распространены в народе обряды опахивания, которые чаще всего совершаются во время эпидемий. Смысл их в обведении магического круга. Обряд совершается ночью. В нем принимают участие одни женщины. Соху тянет обыкновенно или вдова, или беременная женщина, или старуха. Вся сила в действии, а не в песнях. Поэтому обряд этот большей частью совершается в глубоком молчании. Магический круг мешает проникновению в деревню болезни, которая обыкновенно представляется в виде живого существа, иногда человека. Но, чтобы случайно еще во время опахивания она не попала в круг, стараются ее в это время отогнать. Для этого вооружаются косами, серпами, кочергами и т. п. и размахивают ими. Если попадется во время процессии какое-нибудь живое существо, его убивают, полагая, что болезнь, спасаясь, приняла вид животного [8].
На дальнейшей ступени своего развития место символических действий занимают символические лекарства, амулеты. Особенной популярностью в этом отношении пользуются останки умершего. Отголоски такого верования до сих пор встречаются в народных поэтических произведениях. Например, в сказке сила богатыря передается другому с его выпитою кровью. Святогор передает свою силу со своей пеной. Если можно таким образом передавать и получить хорошие качества, то можно передавать и дурные. Болезнь можно перевести с одного человека на другого с помощью слюны или волос больного. Точно так же можно передать болезнь и через белье больного. В белье, в каком человек захворал лихорадкой, надо выйти на распутье и там, сняв его, оставить. Кто поднимет, на того и перейдет лихорадка. В дальнейшем лекарства постепенно теряют свою символическую оболочку и превращаются в современные нам лечебные средства. Некоторые лекарства, как извержения и кровь различных животных, бесполезные растения, долго еще удерживаются в медицине рядом с действительно целебными веществами [9].
Народная русская медицина обнимает собою большой круг разнообразных болезней. Большим распространением пользовался способ лечения грыж «загрызанием» их зубами. Отсюда в заговорах мотив чудесной щуки, которая якобы загрызала грыжу. Имеются указания на то, что зубами щуки скребли больное место и затем смазывали салом. Щучьи зубы, как устрашающее средство против болезней, сохранилось в заговоре еще XVII в. и употреблялось знахарями в форме следующего заговора: «Пущу на притчу щучьи зубы». Большой популярностью пользовался в русской медицине «инроговый» камень, который употребляется от impotentia virilis (мужское бессилие) и связан с представлением о том, что где-то за морем лежит латырь-камень, на котором стоит булатный дуб. Из под того камня выходит бык с булатными рогами, ходит около булатного дуба, бодает его, толкает и не может того дуба ни сломать, ни повалить. Часто встречаются у нас заговоры от кровотечения и вывиха. В этих заговорах говорится о лечении, «сбасании», сцеплении двух вершин, двух конечностей. «Збаса- лися, сцепилися два высоты вместо: стыкася, сростися тело с телом, кость с костью, жила с жилой. Запекися та рана у (имя рек) в три дни, в три часы, не боли, не сверби, без крови, без раны». Употребительным приемом при лечении является метод сметания болезни, для чего применялись прутья и кнут. Нож также часто встречается во врачебной практике. Например, леча от усовей [5], знахарь покалывает больного чем-нибудь острым. Наряду с закалыванием болезни более всего распространено у нас сметание ее веником. Объясняется это тем, что веник находится в связи с баней, этой своеобразной народной клиникой. Прежде всего веником, как прутом, можно выгонять, «засекать» болезнь; далее, как сор им сметается, также можно смести веником и болезнь, особенно если она имеет какое-либо внешнее проявление в роде сыпи, болячек и т. п. Новорожденного ребенка парят в бане, приговаривая: «Благослови, Господи, пар да веник». Веник получил в глазах народа целебную силу. Апостол Андрей, описывая свое путешествие по Днепру, говорит: «Видех бани древяны, и прежгут их вель- ми и сволокутся и будут нази и обольются мытелью и возьмут ветвие и начнут ее бити, и того одобьют, едва вылезут живы сущи и облиются водой студеной и таки оживут». Веник, кроме того, получил свойство предохранять от всякой порчи, как бы отметать ее. С этой целью кладут на пороге веник и вилы, веник и топор. Проводят скотину через веник и топор.
Вместо сметания болезни иногда прибегают к сливанию болезни. Омовение водой — прием лечения, распространенный у всех народов. Вода обладает очистительным свойством, она представляется живым существом, и ее боятся оскорбить. Вода омывает берега, коренья, камни. Возможно смыть и разные болезни. В других случаях пользуются отстриганием болезни. Желая избавиться от нее, состригают волосы, ногти с рук и ног и либо отдают их собаке в хлебе, либо забивают в дыру, думая, что таким образом отрезают болезнь. Употребление острых орудий в качестве предохранительных средств против злых существ хорошо известно русским знахарям. Так, против домового под голову новорожденному кладут прочищенный нож. Во время холеры кладут ножи по ту и по другую стороны порогов или под первую ступень крыльца. Это все способы поставить «железный тын» против врагов. В заговорах часто встречается образ чудесного мужа, который натягивает лук и отстреливает от раба божия всякие болезни. Часто в той же роли выступают святые Илья, Николай, Георгий и др. Сам Христос со святым и небесным воинством спускается на землю и отстреливает болезни на все четыре стороны. В заговорах от зубной боли постоянно говорится о месяце в небе. «Месяц ты месяц, серебряные рожки, златые твои ножки. Сойди ты, месяц, сними мою зубную скорбь. Унеси боль по облака. Моя скорбь ни мала, ни тяжка, а твоя сила могуча. Вот зуб, вот два, вот три. Все твои, возьми мою скорбь». По-видимому, месяц попал в зубные заговоры по ассоциации с покойником. Могло влиять также и сходство молодого месяца с зубом.
Интересны представления русского народа о лихорадке. Существует двенадцать сестер-лихорадок, иродовых дочек, самой зловредной из коих является самая младшая сестра, трясавица. Сначала ее пытаются устрашить, а затем начинают задабривать. «За дубовым столом стоит трясавица на палице. Ты, трясавица, не вертись, а ты, притолка, не свихнись, — ино быть вам от меня в большой неволе». После этого приносят лихорадке ячной крупы или двенадцать пирожков, купают больного в отваре липового цвета, а рубаху пускают по реке, говоря: «На тебе, ворогуша, а от меня откачнись». Первое место в заговорах занимает «латырь-камень». Повидимому, это — врачебное средство, которое применялось при лечении ран. Это тем более вероятно, что славянам хорошо известны различные целебные и чудесные камни. В Одоевском уезде Тульской губернии есть камни, носящие название Баш. Когда помещик их рубил, на них выступали кровавые пятна. Помещик был наказан слепотой, а окрестность бесплоднем. Народ около Петрова дня стекается к ним на поклонение, как на могилы родителей. Близ Нерехты, среди реки того же имени, есть камень, похожий на бочку. Кто осмелится брать у него воду, тот впадает в сумасшествие. На Ладожском озере на острове Коневце, под Святой Горой, лежит большой камень — камень, которому еще в XV в. приносили в жертву коня. В Ефремовском уезде, на берегу Красивой Мечи, вокруг коня- камня до позднейшего времени совершалось опахивание, чтобы приостановить губительное действие мора. В таком же положении находится и другой, излюбленный заговорами образ, чудесное «древо». Лечение при помощи дерева очень распространено. Можно дереву или передать свою болезнь, или, наоборот, получить от него силу. Так, существует много способов передачи болезни дереву: вбивают в него волосы, гвозди, выливают воду под дерево и т. д. Особенно часто прибегают к дубу. При зубной боли отыскивают в лесу старый дуб, близ которого вытекали бы ключи, сдирают с его веток кору и, вымочив ее в роднике, носят в ладанке. Под целебными деревьями кладут больных, поят их отваром листьев и цвета таких дерев, окатывают с них водой детей, при зубной боли грызут деревья.
Таким образом, древнеславянские заговоры возникли из анимистических воззрений наших предков. Являясь зародышем нашей медицины, они вначале представляли собой характер магических заклинаний. Постепенно к магическим заклинаниям присоединились и вытеснили их символические действия. На смену символическим действиям явились символические лекарства, которые, постепенно теряя свою символическую оболочку, превращались мало-помалу в настоящие лечебные средства. Следовательно, еще в древнем периоде исторического развития России мы видим зачатки медицины. Мы видим также и здоровые тенденции ее дальнейшего развития. И кто знает, как развивалась бы дальше русская медицины, если бы она была предоставлена своему естественному течению. Но мы видели, что у древних славян не было жреческого сословия, что медицина носила у нас преимущественно домашний характер, и ее представителями были главы семейств. Поэтому у нас не развилось прочной медицинской организации, подобно тому, как то имело место у египтян, индусов и древних греков. Наши знахари ни в коем случае не могут идти в сравнение с пастофорами[*], ни с браминами[*], ни с асклепиадами[*]. В силу этого нежные ростки русской народной медицины не смогли не только оказать маломальски заметного сопротивления различным иностранным влияниям, но не могли даже органически переварить и ассимилировать те крохи медицинских знаний, которые разными путями проникали к нам сначала из Византии, затем от арабов и, наконец, из Западной Европы. И только со второй половины XIX в., в связи с общим экономическим возрождением России, мы замечаем также и возникновение самостоятельной, национальной русской медицины. В этом факте, отсутствии у нас жреческого сословия, и, как следствие его, в слабости сопротивления иностранным влияниям, мы усматриваем одну из главнейших особенностей русской медицины [10].
С принятием христианства народные верования не исчезли, но приняли только новую форму, причем часто менялось одно название. Первобытная медицина остановилась в своем дальнейшем развитии и осталась в том состоянии, в каком застало ее христианство, но сохранилась до наших дней в виде так называемой народной медицины. Иногда только, вместо прежних леших и домовых, вместо трясавицы (лихорадки), в нее проникают образы Пресвятой Богородицы и Николая Чудотворца. Но мифологического своего характера медицина не теряет и в рамках христианской идеологии. Христианские духи святых [*] становятся носителями целебных свойств, тогда как прежние языческие боги превращаются в бесов, наводящих всякие напасти (рис. 3).
Рис. 3. Древнерусский врачебный ящик с отделениями для зелий и птичье перо, служившее для операции на веках при трихиазе. Трихиаз — неправильное положение ресниц, при котором их концы направлены в сторону глазного яблока. Фрагмент иконы Косьмы и Диамиана XV-XVI вв. — святых покровителей хирургов, врачей и аптекарей (III в.). Из фонда Русского музея в Санкт-Петербурге (иллюстрация из книги Богоявленского Н. А., 1960)
Вместе с христианством возникло в России и жреческое сословие. Из Византии направилось в Россию православное духовенство, и вместе с этим стали появляться у нас, по примеру остальной Европы, первые монастыри. Эти монастыри получали большие вклады от верующих и богатели. Монахи взамен приносимых пожертвований должны были творить молитвы за помин души. При монастырях стали устраиваться богадельни для больных, причем духовенство придало византийскую форму старым языческим учреждениям, баням, долженствующим оказывать примитивную лечебную помощь [11]. Так, в 1091 г. переяславский епископ Ефрем построил нечто вроде приюта, где производилось амбулаторное лечение. Он устроил «строение банное и врачеве в больнице всем приходящим безмездно врачевание». С этого момента можно считать начало христианско- византийского влияния в русской медицине. Оказанием лечебной помощи больным занимались многие монахи. В Киево-Печерском монастыре Антоний Печерский «особо о немощных имел попечение». В XI в. прославился некто иконописец Олимпий, который будто бы вылечил проказу у одного киевского жителя. Но более всего известен был какой-то Агапит, который исцелил Владимира Мономаха, тогда как его раньше безуспешно пользовали другие светские врачи (рис. 4, 5).
Рис. 4. Древнейшая русская обитель — Киево-Печерская Лавра (иллюстрация из книги Губерта В., 1896)
Оригинальную особенность русской медицины составляет положение у нас психических больных, по сравнению с Западной Европой. Хотя они и у нас считались бесо одержимыми и находились под надзором церкви, но отношение к ним было полно снисхождения и любви, ибо «одержимый страдает не по своей вине, и может получить жизнь вечную». Так как духовенство оставалось долго у нас почти единственным грамотным классом общества, то оно стало переводить с греческого разные медицинские книги. Так появились у нас разные травники и лечебники, один из древнейших среди коих представляет собой мефодиевский лечебник [12].
Наряду с медициной народной и монастырской, благодаря торговым сношениям с соседними странами стали проникать к нам и иностранные врачи. Из Персии попадали в Россию учения Авиценны и арабских врачей, а из Византии на нас оказывала влияние греческая и римская медицина Гиппократа и Галена. Но при всем том иностранные врачи в древней России пользовались доверием только княжеского двора и бояр, тогда как простой народ относился к ним как к «бусурманам» и обращался по-прежнему за помощью к знахарям или же лечился от своей болезни винами с натертыми в них порохом, луком или чесноком, а в особенности банею. Таким образом, уже в те древние времена у нас наметилось разделение медицины на два разряда: одна — для князей и бояр, а другая — для простого народа [13].
Первые исторические сведения о русской медицине можно почерпнуть из «Русской Правды», по которой на человека, ранившего другого, налагалась пеня на излечение. В летописях также можно найти некоторый материал по истории русской медицины. Так как первые иноземные врачи были у нас из Византии и вообще с Востока, то летописцы величали их именами «Половчанина», «Армянина», «Сириянина». Некоторые из них, по-видимому, врачевали довольно успешно, что явствует из характеристики, данной летописцем одному из таких врачей: «...хитер зело, яко прежде не быти таковому». Но все эти врачи, по-видимому, не представляли собою крупных медицинских деятелей у себя на родине, да и у нас их пребывание осталось совершенно без всякого влияния на дальнейшее развитие русской медицины. Только ради исторической полноты мы упоминаем здесь о них. Первым врачом у нас был Иоанн Смеро, родом половчанин, живший при дворе Владимира. Но о его деятельности нам ничего не известно. Во время Ярослава Мудрого были известны мази от ожогов. В XI в. Святославу Ярославичу впервые была сделана у нас хирургическая операция — разрез опухоли. У князя Дмитрия Юрьевича применяли «затыкание» ноздрей ватой при кровотечении. Летопись оставила нам описание болезни князя Василия Ивановича. Он страдал гнойной раной, к которой прикладывали медовую лепешку, а потом печеный лук. Когда нагноение ускорилось и рана открылась, в нее стали вливать водку. К этому времени относится также какой-то врач Армянин, который умел угадывать день и час кончины больного, но был посрамлен при лечении Владимира Мономаха уже упоминавшимся нами Агапитом. К XII в. относится врач Петр Сириянин, «лечец вельми хитер». Кроме этих иностранных врачей, были у нас еще в то время костоправы, которые лечили вывихи и переломы втиранием мазей, а также повивальные бабки, «бабы-вдовицы». Вот и все, что нам известно о первоначальных периодах русской медицины. Правда, и на Западе в это время медицина стояла далеко не на высоте.
Рис. 5. Олимиий преподобный — инок Киево-Печерской Лавры, первый известный по имени русский иконописец (иллюстрация из книги Губерта В., 1896)
С XII в. начинается постепенный упадок древнерусских городов. Благодаря Крестовым походам изменяется направление европейской торговли. Крестоносцы завладели Константинополем, вместе с тем главный покупатель русских товаров был разорен. Восточная торговля, прежде шедшая из Северной Европы через Днепр и Черное море, пошла теперь прямо через альпийские горные проходы в Венецию, Геную, а оттуда прямо на Восток. «Великий водный путь из варяг в греки», на котором вытянулась цепь древнерусских городов, заглох, а с ними вместе стали глохнуть и эти города. Окончательно их добило татарское нашествие. Дружины русских князей не смогли справиться с сильным противником. Все почти русские города один за другим попали в руки татар. Городская Русь уже не могла оправиться после татарского разгрома. Россия стала той деревенской страной, какой мы привыкли ее видеть. Князь и его бояре, вначале работорговцы, превращаются теперь в землевладельцев. Вместо того чтобы доставлять товар на невольничьи рынки, они сажают теперь захваченных ими пленников на землю, делают из них своих «холопов».
Мало-помалу вся земля со всем ее населением оказалась во власти небольшого количества военных людей, которые со своей вооруженной челядью господствуют над трудящимися классами[*]. Между феодалами шли постоянные драки. В этих драках более сильные уничтожали более мелких, а в редких случаях дело складывалось так, что крупный феодал заставлял служить себе более мелких. За это время удельных междоусобиц почти перестали к нам приезжать врачи из других стран. Вся медицина сосредоточилась в монастырях, где духовенство лечило все болезни молитвами, прикладыванием мощей и т. д. В это время всеобщего обнищания Руси тяжелые эпидемии проходили по стране. Так, еще в 1092 г. поразил Россию страшный мор. В 1128 г. голод и мор были в Новгороде. Жители питались липовым листом, березовой корой, мхом, соломой и конским мясом. Мертвые тела валялись по улицам. В 1230 г. была чума в Смоленске. Особенно сократилось число врачей после татарского нашествия. Лечебники сгорели, а лекарства стали привозить только из Азии, да и то в небольшом количестве. Зато развелись на Руси бродячие врачи. «Черная смерть», поражавшая все страны Европы, не миновала и России. В 1350 г. появилась она в Пскове, а затем в Смоленске, Киеве, Чернигове, затем в Новгороде, Твери, Казани. Сначала это была легочная чума, но с 1360 г. она приняла характер бубонной. Против эпидемии никаких мер не принимали. Считали эпидемию наказанием, посланным Богом за грехи, и потому лечили только молитвами, что вызывало приток пожертвований в монастыри (рис. 6).
Рис. 6. Летописное описание эпидемии чумы («черной смерти») на Руси в 1384 г. Из Лицевого летописного свода. Остер- мановский том, часть 2 (иллюстрация из книги Богоявленского Н. А., 1960)
Подводя итоги первоначальному периоду русской медицины, мы видим, что на протяжении целого ряда веков она неизменно сохранила характер анимизма, облекаясь то в форму языческого, то христианского культа. Нет и помину не только о какой-либо научной работе, но и о какой бы то ни было общественной организации. И это в равной степени может быть применимо как к первобытной эпохе русской истории, как к периоду расцвета древнерусских городов, так и ко времени господства феодальных отношений. Лишь с возвышением на северо-востоке нового культурного центра Руси немного меняются обстоятельства.
[*] Латырь-камень — в славянской мифологии центр координат мира и человека. То, из чего все начинается и куда возвращается.
[*] Усовье — колотье, внутреннее воспаление.
[*] Духи святых — видимо, так в сознании автора соединились христианские понятия Святого Духа и святых угодников.
[*] Пастофоры (греч.) — определенный класс кандидатов на посвящение, которые в публичных процессиях, а также в храмах несут священный гроб или погребальное ложе солнечных богов.
[*] Брамины (санскрит.) — высшая из четырех каст в Индии.
[*] Асклепиады (греч.) — члены семейств, имевших родоначальником Асклепия или Эскулапа, и практиковавших лечение в посвященных ему святилищах.
[*] Это произошло задолго до татарского нашествия, в IX-X вв.