[11] Поскольку JI. Я. Скороходов начинает описание русской медицины с монастырской, то у читателя может сложиться неправильное мнение о каком-то «своем», неевропейском пути русской медицины в период существования первого русского государства — Киевской Руси. Но такая точка зрения будет сильным упрощением ситуации, сложившейся в IX-XIII вв. в медицинской науке.
К моменту образования первого русского государства в Европе уже не существовало той великолепной медицины, которую мы связываем Косской и Книдосской школами греков (IV—III вв. до н. э.), «Александрийским веком» (II в. до н. э. — II в. н. э.), с именами Гиппократа, Цельса, Галена и других великих врачей античности (подробнее о них см. в книге Мейер-Штейнега Т., 1999). Когда в 48 г. до н. э. войска Юлия Цезаря захватили Александрию, пассионарность греко-римского суперэтноса остывала (о фазах этногенеза см. в работе Гумилева JI. Н., 2001). Огромные научные богатства, сосредоточенные в библиотеках Александрии, не сказались на развитии римской медицины. Римская научная медицина появилась сравнительно поздно, где-то в нач. I в. до н. э. с трудов грека Асклепиада. Свое развитие она завершила во II в. трудами другого грека, Галена.
Римский этнос уже входил в фазу обскурации, в искусстве шло снижение стиля, в науке оригинальные работы вытеснялись компиляциями, в общественной жизни империи узаконивалась коррупция. Само население империи утрачивало разнообразные генотипы «героев» и вырождалось в «торгашей» и «любителей жизни». После смерти Галена медицина в Риме и других областях империи пришла в состояние необратимого упадка. Образованность населения повсеместно исчезала, численность римского населения сокращалось, поля зарастали. В медицине обнаружился поворот к худшему: появились суеверные приемы лечения, вера в колдовство и амулеты, следование «народным рецептам». Из врачей этого периода лишь немногие упоминаются историками медицины: Орибазий, Аэций, Александр (из Траллеса), Павел Эгинский, и то в основном благодаря их компиляциям трудов древних авторов. К кон. IV в. перестал существовать римский этнос. Около 400 г. писатель и один из великих учителей западной церкви Иероним (330-419) констатировал, что род человеческий истреблен и земля снова превратилась в необработанные пустыри и леса. Постепенно территорию умершей империи заселили те, кого римляне называли варварами, но пришельцев пока не интересовали пергаменты, исписанные непонятными значками.
Еще раньше, в III в., угас исследовательский дух медицинской школы в Александрии. Как заметил К. Зудгоф (1999), Александрия, наряду с Римом и Афинами, продолжала скромное существование в качестве города, где можно учиться врачебному ремеслу, но стремления к самостоятельному творчеству на самостоятельно проложенных путях уже не было. Лозунгом эпигонов было только собирание материалов и ретроспективное изучение того, что было сделано великими предшественниками. Изучение трудов великих не побуждало импульса к самостоятельному творчеству. Компиляция и регистрирование давали удовлетворение, «создание схемы было высшей ступенью научного познания, и выше уже никто не решался подниматься».
В Европе, среди всеобщего крушения и хаоса, вызванных падением Римской империи, «переселением народов», междоусобицами феодалов и религиозных фанатиков, медицина сохранялась в монастырях как элемент христианской благотворительности. Уже в V в. церковь выделяла для призрения бедных четверть своего дохода, причем бедными считались не столько нуждающиеся материально, сколько беспомощные и беззащитные люди, вдовы, сироты, паломники. Так появились первые христианские госпитали (лат. hospitum — помещения для приезжих). На заре Средневековья христианский госпиталь скорее был богадельней и приютом, чем больницей в современном понимании этого слова. Он заметно отличался от римского валетудинария, который изначально предназначался для лечения воинов, раненных на поле боя, т. е. для оказания медицинской помощи (Сорокина Т. С., 2008).
Теперь хранителями медицинских знаний в Европе стали монахи, но каких знаний? Тех, которые были нужны для их повседневной деятельности в богадельне. И как указывал С. Ковнер (1893), медицина вновь стала «жреческой», вернулась во времена «до-гиппократа», со всеми свойственными ей мистическими обрядами, приемами, заклинаниями (молитвами). По образному замечанию С. Ковнера, «европейская медицина, рационально-эмпирическая у Гиппократа; научно-экспериментальная начиная с Галена, положившего основание физиологии и экспериментальной медицине, будучи увлеченной потоком религиозных, мистических и философских идей, была доведена до крайнего упадка, и должна была ждать почти 14 веков, чтобы с открытием системы кровообращения вновь стать научной».
В этот период произошла колоссальная утрата практических медицинских знаний, накопленных врачами античности. Вот только небольшой перечень «утраченного», составленный мной по работе Т. Мейер-Штейнега (1999):
асептика — даже в руководствах по хирургии XVIII в. не было понимания необходимости соблюдения чистоты инструментов, операционного поля и рук, как важнейшего принципа лечения ран. Все это с трудом прижилось в европейских клиниках во второй половине XIX в. благодаря подвижнической деятельности Игнаца Земмельвейса (1818-1865), причем самого Игнаца коллеги считали чуть ли не шарлатаном и при жизни не признали его заслуг. Только в 1880-х гг., с распространением Листеровского метода (антисептики) в хирургии, асептика нашла себе практическое применение в акушерстве;
наркоз — греками использовались усыпляющие губки, пропитанные наркотическими веществами. Александрийские врачи широко применяли вытяжку из корня мандагоры, действующее начало которой близко к холинолитику скополамину. В некоторых средневековых рукописях можно найти «эхо» древних знаний по анестезиологии. Гюи де Шольяк (XIV в.) сообщает, что при ампутациях делались попытки анестезии; для достижения этой цели применялась высушенная на солнце губка, пропитанная опием, соком паслена, белены, мандрагоры, плюща, болиголова и латука. При необходимости эта губка, предварительно обмакнутая в горячую воду, вручалась пациенту для вдыхания ее испарений до наступления сна. Когда больной засыпал, производилась операция, после которой его пробуждали посредством губки, пропитанной уксусом. Но общий («усыпляющий») наркоз стал использоваться в европейских клиниках только после работ Чарльза Джексона (1805-1880), использовавшего вдыхание сернокислого эфира для достижения потери чувствительности. Удивительно то, что когда его работы были опубликованы, они оставались непонятыми до 1846 г., до работ Вильяма Мортона и Джона Уаррена;
экстракция хрусталика при катаракте — описана Антиллом, одним из известнейших хирургов древности, жил в кон. III или нач. IV в. Операция повторно введена в медицинскую практику Жаком Давиелем (1650-1730);
шов сухожилий — операция была известна древним грекам и Авиценне, но о ней вспомнили только в XVIII в. после работ французского хирурга Жана Бьенеза;
акушерские щипцы и зеркала — «переоткрыты» в XVII в. семейством лондонских акушеров Чемберленов. Использовались ими при тяжелых родах, но держались в строжайшей тайне. Только благодаря фландрскому хирургу Джону Пальфину (1650-1730) открытие стало общеизвестным. В 1721 г. он предложил Парижской академии изготовленный им самим на основе долгих раздумий и испытаний инструмент, представляющий собой две несоединенные между собой большие выемчатые ложки. Этот инструмент совершенствовался другими акушерами не менее 100 лет;
специализация врачей — в Римской империи никого не удивляла, т. к. один врач не может знать всю медицину. Вновь к ней возвратились только в XIX в.
Возрождению медицинской науки мы обязаны ранниму исламу. Арабские пассионарии, объединившиеся вокруг пророка Мухаммеда (571-632), меньше всего напоминали врачей. Но они были индикатором пассионарного толчка, изменившего этнографическую систему Ближнего Востока в VII в. Рост пассио- нарности арабского суперэтноса привел к многообразию его интеллектуальной жизни, к расцвету науки и культуры. Получив в свое распоряжение древние библиотеки в греческих городах Малой Азии и Северной Африки, арабы, в отличие от римлян, жадно впитывали накопленные в них знания. Халифы подражали Птолемеям в покровительстве наукам и ученым. Они охотно устраивали большие библиотеки. В Багдаде и Каире, а позже и в Андалузии арабы собрали такое количество книг, которое могло сравниться с крупными библиотеками Александрии. Халифы учредили хорошо оборудованные школы для изучения медицины на Ближнем Востоке (Багдад, Куфа, Басра) и в Испании (Кордова, Севилья и Толедо). В IX в. Гарун-аль- Рашид основал академию в Багдаде — самое блестящее учреждение своего времени, где изучалась и медицина. Арабы познакомились с Аристотелем, Гиппократом и Галеном сначала в переводах на сирийский язык (Аарон, Гонен), затем и на арабский. Они оказались в состоянии продолжать традиции греческой медицины.
Греческая литература медицинского характера, доставшаяся Западу в латинских переводах после упадка Римской империи, не может идти ни в какое сравнение с литературным богатством, которое ислам получил непосредственно из Александрии, Антиохии, Эдессы, Нисибиса и Гондешапура. Процветание медицины ислама длилось недолго, всего 3^ столетия. Но за этот период времени арабские ученые перевели на арабский язык основные труды древних, внеся в медицинскую науку много своего, создав наглядные и хорошо продуманные учебники и руководства, в которых все разделы логически связаны, в которых одно вытекает из другого, и все проникнуто высокой степенью наглядности.
После того как во второй половине XI в. Константин Африканский (Соnstantinus Africanus, ок. 1020-1087) принес своими переводами с арабского на латынь арабские влияния в медицинскую школу Салерно, классическая меди
цинская древность стала возвращаться в Европу. Но этот процесс носил локальный характер и был представлен школами, названными историками арабистами (Салерно, Монпелье). В Монпелье медицину преподавали на арабском и еврейском языках вплоть до XII в., когда в преподавание наук был введен латинский язык. В Салерно еще в XI в. лекции читались на четырех языках — греческом, латинском, арабском и еврейском. В целом же медицина повсеместно оставалась монастырской. К моменту Крещения Руси монастырская медицина уже сложилась, а другой еще не было. Поэтому русская медицина повторяла монастырскую организацию западной медицины, как единственно возможную в то время. Для возрождения научной медицины в Европе должно было пройти еще несколько столетий собирания древностей, изучения трудов арабских авторов и осмысления собственного опыта (см. [14], [15], [20]). Дальше я не буду углубляться ни в арабскую, ни в европейскую медицину того периода, желающие могут сделать это самостоятельно, используя труды С. Ковнера (1893), Л. Менье (1926) и К. Зудгофа (1999).
[12] Под названием «Травники» известны сборники самого разного состава и происхождения, в древности, очевидно, имевшие другие названия: «зелени- ки», «зелейники» и пр. По исследованию В. В. Колесова (2008), количество целебных трав, упоминаемых в просмотренных им в списках XVII-XVIII вв., колеблется от 20 до 150. В своей работе Колесов привел описание 67 лекарственных растений, которые встречаются в большинстве рукописей, хотя и в различном порядке и с постоянно меняющимся названием. Собирательный перевод «Травника», выполненный Колесовым, приведен в левом столбце табл. 1, в правом столбце указаны современные названия растений, упомянутых в списках «Травников» XVII-XVIII вв.
Мефодиевский лечебник — это небольшая часть медицинской литературы, доступной древнерусскому образованному человеку. В отличие от европейского читателя, благодаря тесным контактам с Византийской империей, русские читали античных авторов не в переводах с арабского (см. [11]), а в прямых переводах с греческого на церковнославянский язык или непосредственно с греческого языка. Н. А. Богоявленский (1960) обратил внимание исследователей на частое упоминание в описях монастырских библиотек XVT-XVII вв. названий греческих лечебников, написанных на пергаменте (телячьей коже). Он считал это доказательством очень раннего проникновения на Русь медицинских книг из Византии, так как на коже книги писались в то время, когда не знали бумаги. В Германии бумага появилось в 1190 г., во Франции в 1250 г., в Италии в 1275 г., на Руси писчая бумага вошла в употребление только в первой половине XIV в.
Название растений в рукописях XVII-XVIII вв. |
Современное название растения и варианты его названия в различных травниках |
Трава адамова голова растет по темным лесам. Стебель зеленый, только один, но толст, листочки зеленые невелики, размером с копейку, продолговаты. А цветок той травы желт, сверху — червонным золотом словно петушок, а посредине цветка точно человек на коне сидит, да по сторонам лепестки желтые же, только маленькие. Корень маленькой кистью, цветом сер, а внутри изжелто-бел. А рвать ту траву с крестом господним да приговаривать: «Отче наш, помилуй меня, Боже!» Кто же не знает грамоте, пусть сотворит триста молитв Иисусовых. И принести ту траву в дом, и если какой человек кем порчен и кто портил — дай ему выпить, и тотчас обличит виновного, или если бесплодна женщина — дай испить, и родит. А кто пожелает увидеть дьявола или узнать еретика, тот корень освяти святою водой и возложи на святой престол да не касайся его сорок дней; а пройдут те дни, носи возле сердца — небесных и водных увидишь демонов. А воду захочешь перекрыть или мельницы ставить, воздвигнуть церковь или дом — держи ту траву при себе: при намере земли участок окажется точным. Эта трава — всем травам царь. А когда кто ранен или высечен, приложи ее к ране — заживет в три дня |
Трава адамова голова (адамлева глава, глава адамля, адамоватрава) — соотносится со многими лекарственными растениями (синеголовник, чистотел, мандрагора, окопник, купена), но к описанию текста больше других подходит растение желтые башмачки, венерин башмачок (Cypripedium calcedus) |
Трава царь архангел вырастает мала — в локоть, тонкая, на вид синевата, по сторонам по девять листочков, а сверху четыре цвета: красный, зеленый, багровый, синий. Растет возле рек больших на разливах и на полянках у болот и мочажин. И под тою травой корень стоит как есть человек, а трава проросла из ребер его. Рвать траву на Иванов день через золотую или серебряную гривну. И кто носит при себе ту траву, не боится такой человек ни дьявола ночью и днем, ни человека злого, и на суде одолеет соперника, и люди его уважают. А корень травы хорош: у которой жен-гцины нет детей, пусть отварит коренье то в молоке, какое найдется, и пьет — и будут дети; а застарелая порча, хотя бы и тридцать ей лет, выйдет вон |
Царь архангел (архарик, аралик, архилим, архилин, царь-архилин, ахто-ном, царь-сим, царь-сил, царь-симтарим) — «сказочная трава, собираемая (как и небывалый цвет папоротника) на 24 июня, в ночь на Иванов день и охраняющая от сглаза, порчи и прочего» (В. И. Даль) |
Трава бронец растет кустиками, как гороховина, цветом ворона, а ягоды голубые. Хороша та трава: будь хоть и старая порча или грыжа, пить ее с хмелем, когда молодой месяц — и нечисть всю выгонит, и глаза очистятся, и кашель пройдет |
Трава бронец (баронец, боронец, бру- нец, ворнец) — гонобобель, голубика (Vaccinium uliginosum) |
Другой боронец растет на высоких борах при брусничном месте, высотою в пядь, ярко- зеленая, листочки узенькие, словно кошачьи ногти, а сверху коленца лопаточкой. И очень хороша та трава: кто оботрет ею тело — не опухнет от ударов и синяков не станет |
Другой боронец (бронец) — плаун булавовидный (Licopodium clavatum) |
Трава варахия ростом в стрелу, растет на пахотных землях в межах, мохнатая, толстая, корнем похожа на девясил, а цветок лазоревый тоже. Кто ее пьет натощак, настояв на вине с муравьями, такой любитель хмельного больше нестанет пить и даже духа хмельного не вынесет. Хороша та трава и от тараканов: покурить дымком — и от той травы побегут тараканы, сверчки и прочая гадость |
Трава варахия (варахиль, варах, ворохна, рахел, рахея, сарахия) — сохранилось до сих пор как варахия, обозначает похожее на девясил растение (Inula hirta) |
Трава воронец растет вороными лопушками, цветком беловата, собою низка, похожа на капустку, растет у рек. Хороша та трава: если кто телом трясется, разведи в молоке и хлебай или сок ее пей в новолуние или на ущербе месяца: Бог спасет |
Трава воронец (бронец, ворона, боронец, конурат) — скорее всего, это купена душистая (Polygonatum odoratum) |
Трава воронье око растет по опушкам у пашен, в пясть, листьев четыре-пять вперекрест, а посреди них черная ягода, корень тонкий и белый. Хорошо ее битому пить, пить от коросты и чирьев, а корень полезен зубам; ягоду съесть с утра — не бояться порчи, корень полезно пить в молоке и с медом, а у кого не стоит, тоже хлебай в молоке |
Трава воронье око (бронец, воронец, вороновой, воронь око, вороньи ягоды) — вороний глаз (Paris quadrifolia) |
Гагой зовется губа березовая, что растет на живой березе; если растет на сухой — она не годится в лекарство. Возьми эту гагу и срежь бересту с нее, чтобы не осталось белого. Отвари ее в молоке свежем и понемножку пей от болезни горла и от кашля; губу ж вынь да спрячь: пригодится снова |
Гага (идовы уши, губа, губа березовая) — березовый грибчага (Inonotus obliquus) |
Есть трава золотысянник, из-под колоды растет да по лесам, куда не заходят женщины, собою желта и толста и длинна, как полевые персты. Хороша от язв и нарывов, и подкожного червя вычистит |
Золотысячник (золотуха, астрагал шерстистоцветковый) — название сохранилось (Centaurium minus moench) |
Трава золотуха растет на плодородных местах в лесу, мужской цветок желт, женский — синь. Эта трава полезна всякому человеку в недугах |
Золотуха — возможно это марьянник дубравный, обладающий сине- фиолетовым прицветником и желтым венчиком (Melampyrum) |
Есть трава на земле, зовется Иван-да-Марья, вырастает со стрелу, а на ней два цветка: один синий, другой красный, листочки по сторонам махонькие, что денежки. И растет при больших и старых реках. Эта трава всем травам царь, тронется кто умом — носи при себе, или кто порезался давно; а корень — кто хочет на худом коне убежать от доброго, держи тот корень при себе — и уедешь |
Иван-да-Марья (кар-ивен, царь-симан) — фиалка трехцветная, Иван- да-Марья, анютины глазки (Viola tricolor) |
Трава кавыжа растет на пашнях да на сырых местах, сама со стрелу и выше, неровна, мохната, корзинки по ней — с шипами, что иглы колются, голой рукой взять не даст. Полезно ту траву в дому держать и ставить на ней хоромы. А когда скотина крутится — вотри в шерсть с воскоми — изыдет нечистый дух. И от черной болезни хороша |
Кавыка (навыка, коволка, царь-мурат, царь-сумарам, царь-мурам) — татарник колючий, чертополох (Cirsium, Carduus) |
Трава кукуй растет на мягкой земле и по влажным березникам, ростом в четверть, цветом черна, цветочки початком, разные: тот красный, а иной и белый. Листья длинные гладкие, наверху пестры, а корень раздвоен: две руки — одна бела, а другая черна и с пальцами. У кого михирь не стоит, дай съесть белый — и будет стоять, а вялый — пусть отведает черного, повиснет и завянет |
Кукуй (кокуй, кокун, кокушка, кукос, коку, нукокея, кукоос) — ятрышник широколистный семейства орхидных (кукушкины слезки) — (Orchis maculata) |
Трава котовы муди растет по борам и в лугах, цветок темно-вишневый, красный, будто шапка. Та трава хороша: у кого желваки под щеками — вари ее и поешь, и пропарься — Бог спасет |
Котовы муди (котовы шулята) — лоскутница (синецветка, синюха) — Centaurea cyanus или Polemonium coeroleum |
Крапива трава похожа на конопель. Хорошо ее есть, залив уксусом, натощак на исходе месяца, вычищает в человеке всякую нечисть, избавляет от болей в грыже и чистит нутро |
Крапива — крапива двудомная (Urtica dioica) |
Есть трава курелеп, растет на влажной земле, высотой со стрелу, цветок бел, а от корня тяжелый запах. От кори ту траву носи при себе или хлебай с молоком, отварив, избавит от лихорадки и одышки, от припадков; если человек дважды в день хоть неделю станет ее хлебать — болезни своей избудет |
Курелеп (курен, курепа, курета, курет, куроп, кумошная трава, кореф) — куролеп (под таким названием известно также достаточно много растений); скорее всего, это горец птичий (куроед, конотоп, спорыш) — Polygonum aviculare |
Есть трава лох, растет в борах, ростом в пядь, цветом будто багрова, корня же два, и они что орешки: черный один, а другой белый. Белый корень этой травы положить за щеку — станет кутак, а если черный положишь — сойдет человек с ума. Хороша та трава развязывать килу |
Трава лох (лос, сот, васамон) — по-видимому, ятрышник пятнистый (Orchis maculata) |
Трава любисток растет в мочажинах, в редких красных борах, на плодородных старых местах, возле рек больших, на опушках у поля. Размером с локоть, цветок красно- желтый, чуть беловат, среди цветка шишечка, а корень что лодыжка баранья. Корень носить на себе |
Любисток — может быть и лютик-куролеп (Ligusticum levisticum), и любисток аптечный или луговая зоря (Ranunculus acris) |
Есть трава, зовется матонник, растет по заброшенным полям и межам, по перелогам, собою синя, синий цветок, а сверху кисточки синие, как колокольчики синие. На этой траве, на цветке ее, матка пчелиная бывает сама и берет себе, что ей нужно. Той травкой хорошо обтирать улья и пчелиные борти: в таком-то дупле и в улье пчелы жить любят. Той же травой по весне опрыскивать пчел и пустые ульи и борти: подлетают пчелы |
Маточник (матозник, маташник, мотошник) — медовая трава (пчельник), или мелисса (Melissa officin) |
Трава мать-и-манеха — носить ее при себе пасынкам, а еще она заживляет раны. Травы той два рода: одна растет по сухим местам наверху, другая — возле болотных речушек. После снегу стоит будыль без листьев желтого цвета, а летом цветка нет, лишь два вместе листочка; сверху лист гладок и зелен, снизу бел и пушист. Корень очень хорош: если нутро у кого болит, корень парь и хлебай — поможет |
Мать-и-мачеха (мать с мачехою, матица, мачиха, мачиха и мать) — современное мать-и-мачеха (Tussilago farfara) |
Трава молодило растет по горкам, невелика, листочки, что денежки, а на ней словно шишечки зеленые; а раздавишь зернышко — в нем словно молочко, цветом желтое. Хороша от грудных болезней, полезна и для лица, когда умываешься |
Молодило (руское молодило) — скорее всего, очиток едкий семейства толстянковых (Sedum acre) |
Трава насон растет по опушкам, на хорошей земле при орешнике. Ростом с колено, цветом красна, листочки, что наконечник стрелы, сверху стручки, а в них семечки, корень же бел. Хороша при внутренних болезнях: семечко растереть на меду и помазать тем, у кого на глазах бельмо |
Насон (наасон, носон) — дикий мак самосейка (Papaverrhoeas) |
Трава одолень ростом со стрелу, цвет красноват, а черный корень чуть с желтизной, и от него как бумажка хлопчатая. От порчи пить корень, растворив его в уксусе, цветок же с воском носить при себе — и почтут тебя, и достигнешь власти, и одолеешь врагов своих; потому и зовется та трава — одолень. Рвать ее нужно с приговором через сотовый воск или золото |
Одолень (одолен) — корень валерианы (Valeriana officinalis) |
Другой одолень растет на воде и в лугах, ростом с локоть, цветом оранжев, а листочки белые. Хороша та трава, когда человека отравят: дай ту траву — сразу все выйдет верхом и низом. Корень травы полезен при боли зубной, нужен он пастуху, чтобы стадо не разбредалось, а если не любит тебя кто и хочешь его присушить — дай съесть этот корень |
Другой одолень (одоми, одолен, одиол, едринкт) — здесь кубышка желтая (кувшинка) — Nuphar lutea |
Осот полевой растет на пашнях и по сухим лугам в березничках, стеблем в пол-аршина и выше, а толщиною с соломинку. Острые листья идут по стволу невелички, голубоватые сверху, а снизу зелены, и чем выше — тем голубее; а сверху корзиночек пять или шесть, голубоватых тоже. Очень полезна трава для торгового человека: хочешь богатым быть — носи при себе, куда ни пойдешь, во всех делах поможет тебе Бог |
Осот полевой (осотр, осока болшая, осута, асотр, осоть) — «все сорные, колючие растения, глубиною кореньев одолевающие огороды» (В. И. Даль); здесь, скорее всего, волчец кудрявый(Carduus), чертополох или репейник (Arctium lappa) |
Трава царские очи — сама по себе эта трава мала, ростом с иглу и тонка, как игла же, и желта, точно золото. Цветок багровый, и видны в нем цветы и узоры разные, если против солнца зайдешь да вглядишься; листов на ней нет, и растет она кустиком. Та травка в доме полезна: живот человеку излечит, а возьмешь ее с собою на суд — не осудят тебя; если же в путь отправляешься на какое-то дело — тоже с собою возьми, поможет. Если захочешь на пир пойти — не убоишься еретика, ее взяв; а кто хочет жениться, держи при себе — и будет счастливая жизнь. Растет же она у боров, там, где вызревает клюква |
Царские очи (аросалим, царевы очи, королевские очи) — росянка круглолистная (Drosera) |
Есть трава папоротник, без сердцевины, растет на восток лицом. Копать ее в день Иоанна Предтечи, корень с листом, и носить на себе: где человек ни пройдет, никто на него не гневится, даже и враг его зла на него не помыслит. Копать же ее, положив на земле с четырех сторон серебра — сколько хочешь |
Папоротник (папортник, папорт, папорть) — название сохранилось — папоротник, орляк (Pteridium aquilinum, Dryopterisfilix) |
Парамон вырастает возле болот кустиками и словно с черными полосками. Та трава весьма хороша от нечистого духа и черной болезни. Сверху на ней будто шапочка, и когда она отпадет — станет черненькой, как наконечник стрелы. Эта трава хороша для приплода конского, да давать больному, когда зарождается месяц и на исходе месяца — Бог и поможет |
Парамон (паримон, артамон, поромон) — поповник обыкновенный, луговая ромашка (нивяник) — Leucanthemum vulgare |
Трава петров крест, растет у морей и больших рек и в сырых местах. Ростом в локоть, цветом багряна, растет кусточками, как молодая кашка, все коренья сплелись крестом. Малым детям давать ту траву в молоке, и никакая хворь не привяжется, а если мается женщина месячными — траву отварить и давать хлебать, и спасет Бог от всякой пакости; поедешь на праздник— с собою возьми ее, обережет от врагов и случайной смерти |
Петров крест (иванов крест) — название сохранилось — петров крест чешуйчатый (Latheraea squamaria) |
Есть и другой петров крест, цветом желта, а растет высокая. Давать ту траву коням, прикладывать к ранам сеченым с подорожником вместе — поможет. Растет же у рек на болотинах |
Другой петров крест (крест) — с таким названием в данном случае подходит горечавка желтая(Gentiana) |
Мать всем травам плакун-трава, каждую травку рвать с приговором. Так говори: «От земли трава, а от Бога лекарство». Три раза проговорить, в чистоте пребывая. Второе: «Небо — отец, земля — мать, а ты трава, позволь тебя рвать». Плакун растет по лугам и по рекам подле болот в один, два, три, четыре и пять стеблей, высотой с аршин и ниже. Цветок красно-вишневый или багровый, по стеблю с четверти роста — отростки малые, тоже с цветами. Корень его очень тверд, едва топором отрубишь, а цветом — сверху бур, внутри — искрасна же бур. Годится к делу лишь корень, копать его 1 августа на заходе солнца. Трава называется плакун: когда распинали иудеи Христа, святая Богородица плакала, бежала к реке Иордан и роняла на эту траву свои слезы. Годится чистой держать в избе или с собою в пути носить, тогда не коснется нечистый дух; с этим корнем собирать все травы — пусть будет при тебе; если нет его при себе, так хоть приложи потом к этому корню траву — и получит любая трава свою силу |
Плакун-трава (царь-плакун) — кипрей узколистный; другие современные названия — копорская трава, Иван-чай (Chamemerium angusti- folium) |
Есть трава попутник, растет при дороге, листочками возле земли, точно капуста, кверху стрелкой. А болит у кого нутро, отварить попутник с медом в вине, чуть присолить, растереть, с черным порохом пить. Хороша та трава от отравы, от порезов и синяков: высушив, присыпай — и заживит их сразу |
Попутник (папутник) — подорожник большой (Plantagomajor) |
Есть трава прострел боровой, растет по борам, ростом в пясть или в локоть — кустиком. Цветок синий, цветет сквозь снег, а листочки идут от земли, наверху листьев нет, лишь цветок, словно маков цвет. Рвать ту траву с пасхальным яйцом (или с обычным) в день святого Георгия, апреля 23 дня, и яйцо оставить на том месте. Годится лист — от черной болезни, сердечной порчи, а если голос пропал — сложить с прострелом лесным, поскольку известны они как братья, друг без друга врачевать не могут |
Прострел боровой (пострел) — обычное название разных типов подснежника, здесь — сон-трава луговая (Adonis vernalis) |
Есть трава прострел лесной, ростом в стрелу или выше. Цветок ее синий петушками, лист рябоват. Хороша от разного злого духа, от демона, от порчи и от различных бед |
Прострел лесной — сон-трава широколистная (Pulsatilla patens) |
Трава рябина растет на пахотных землях, листья крестиком, как у рябины, а цветочки синие, кистями, корень — бел, словно белое волокно или волосы белые. Нужна тем у кого заболят глаза — парь цветок в кислом квасе с медом, а корень этой травы во время мора вывари с медом — поможет. Корень пусть пьет и тот, кого сглазилии, пей и носи при себе. Если коровам наслали порчу, прикрепи корень к голове воском — поможет |
Рябина (рябинка, рябиник, ребенка, ребинка) — тысячелистник обыкновенный (Achilea millefolium) |
Трава ревень в вечерние зори ревет и стонет. Растет на две стороны у воды, ростом в локоть, листом красновата, цвет что малина, но с глиною, стебель полный. К огню приложишь — и загорится, в воду кинешь — против течения поплывет, если же корень положишь в рот — сам легко поплывешь по воде. Давать ту траву по зорьке порченым людям, и скажут они, кто испортил их; а то положить жене в головах — и скажет жена, с кем блудила |
Ревень (равдека, ревека, ревяка) — ревень (Pheum plamatum) |
Есть трава ромашка, растет по пашням и огородам. Цвет на ней желт и бел, а в середке желт, корень — бел. Если какая женщина носит в утробе мертвый плод — дай ей испить той травы, а паришься в бане — цвет приложи к больной голове |
Ромашка (романик, романник) — ромашка аптечная (Marticaria recutita) |
Ряска трава растет кустиками, маленькая, блестящая, тянется по земле. Положить ту траву спящей жене, и выскажет все, с кем была, говорила что или замыслила злое: положить же надобно в числах таких: 19, 20 и 25-го | Ряска (раска, рокия, райская, ройка) — будра плющевидная (Glechoma hederacea) |
Есть трава савут, или саву. Очень полезна тем, у кого под кожею опухоль или черви, или насекомое, или скорчены руки и ноги. А цветом она что плакун, листов же 8 или 10, или 50, или 63, а корень — желт |
Савут (саву, сапуст, звут) — неясно, какое растение имеется в виду |
Трава самоток растет на старых лугах, ростом в пядь, синий цветок как шапка, корень бел. Эту траву полезно пить в молоке или в уксусе человеку, у которого бывают припадки — быстро поможет Бог. Пить ее на ущербе месяца — и будешь здоров |
Самоток (самотоха) — возможно, конопля посевная (Cannabis sativa) |
Есть сколодомник трава, растет по рекам, высотой со стрелу, листочки капустой, лазоревый цвет кувшинцами, корень бел. Полезна эта трава тому, у кого на лице следы оспы и кори. Парься ей в бане — поможет Бог |
Сколодомник (молодовник, молодило) — заячья капуста (Sedum telephium) |
Есть трава собинка, растет по болотам, синий цветок, листья красные, корень красный. Хорошо давать мужу и жене с вином — будут жить дружно |
Собинка (язык собачеи) — чернокорень лекарственный, или песий язык |
Трава сова страшна: набредет на нее человек в лесу или в поле, тот человек с ума спятит и в поле заблудится. И трава та ростом невелика, а по ней по всей словно пестринки, а в корне — черви, а сверху все мошки. Хороша та трава: если кто украдет что-то, подложи ее только на след — и воротится вор, нет ему никуда пути |
Сова (совиные очи) — искаженное написание названия целебной травы сабины, или кровохлебки лекарственной (Sanguisorba officinalis) |
Есть трава солноворот, растет по лугам, размером в локоть, гладка, без листьев, желтый цвет. Полезна эта трава от рези: какое место внутри грызет и не проходит, ею присыпь — уймет. Она же и чирьям годится — прикладывай |
Солноворот (симипорот, синеворот, синей ворон) — скорее всего, подсолнечник (Helianthus annuus) |
Есть соронка трава, растет она в темных глухих лесах, по листику справа и слева, а между ними белый цветок ростом в пядь. Истолочь и пить с травою крапивы и мятой, и лютиком — от страшной рези при больных глазах |
Сорочка — ландыш майский (Convallaria majalis) |
Трава стародубка растет в оврагах и в мочагах, и на зеленых лугах. Ростом в пядь, собою зелена, листья словно длинные язычки, остры точно елочки, цвет малинов. Хороша та трава человеку пить, какого испортили, пей с молоком — и поможет. Если тяжелая грыжа, и от нее человек болеет, страдает, не ходит — дай испить помаленьку с медом — и вынесет верхом и низом |
Стародубка — название сохранилось (Adonis vernalis) |
Ужик трава растет у лесов и в глухих мочагах. Похожа эта трава на капусту, а листьев на ней то ли два, толи три, темно-белые. Эта трава хороша человеку, который зубами мается — и при цинге поможет |
Трава ужик (оужик, узик) — заячья трава, или скрипун (Lythrum salicaria) |
Есть трава ужик, ростом в пядь или выше, листочки длинноваты, как наконечники стрел, раскинулись в стороны, сверху мохнатая шишечка на три грани. Хороша та трава присыпать к порезам и ранам — сейчас заживет, а рана велика — парь с мятой и присыпай, быстро заживет, не распухнет | Ужик (узик, унзин) — змеевик, или горец змеиный (раковые шейки) — Polygonum bistorta |
Есть трава узик, растет по опушкам в орешниках, из земли не видать, ровно яичный желток. Хороша та трава от боли зубной или если пуп разболится | Трава узик (ужик, ужак) — по описанию подходит к лапчатке прямостоячей (дикий калган) — Potentilla erecta |
Трава ушка, растет по березнякам да по ельникам, высотою в пядь, с середины ее начинается цвет, идет доверху, словно белые пятнышки со всех сторон. Хороша та трава от грыжи, отварить ее в уксусе или в молоке и пить поутру натощак, пока не уймется грыжа |
Трава ушка (ушак, ушко) — шалфей аптечный (ключ-трава) — Salva aethiopis |
Есть хеновник трава, растет возле рек, собою смугла, высотой со стрелу, растет кустиками, а запах ее очень тяжелый. Хороша та трава коням прикладывать к ране, если глист у коня — давай пить |
Трава хеновник (хмельник, хонов- ник) — душица обыкновенная (Origanum vulgare) |
Трава дикий хмель ростом в полторы пяди, корень тонкий, согнулся крючком, тонкий ствол, а по тому стволу отростков или стволиков по 9 или по 10, а на каждом отростке вместе по три листочка. Цвет желтый, корзинка с лесной орех, а станет цвести — что чешуйками, как шишка хмеля. Эта трава полезна с мятою пить поутру — и хмель не возьмет, как много ни выпей | Дикий хмель (полевой хмель) — название сохранилось(Нити1ш lupulus) |
Есть трава хмея, на море растет, на островах у воды, размером с лодыжку, цветом румяна, а корень словно рука. И корень этой травы спасет от сабли, от ружья, от побоев, от голода — хоть целый месяц не будешь есть. Полезна для тех, кто дерзко ездит |
Хмея — трифоль, или вахта трилистная (Menyanthes trifoliata) |
Трава хоробрец растет на борах, размером с нож. Корень невелик и собою тверд, как дерево, от корня кверху идет зеленый листок, мягкий, узорчатый, запах его душист, а цветом он желт. Лишь разотрешь цветок в руке, станет он красным, словно бакан — по этому и узнают ее. Эта трава очень полезна от килы или грыжи |
Хоробрец (трава хоробрецкая) — эквивалента среди современных названий не найдено |
Трава чадр растет коленцами, а листочки на ней треугольные, ростом в локоть и больше, цветок блестящий, а лишь отцветет — обернется узелками, остренькими станут вверху. Хороша та трава от черной болезни, дай ее пить скоту, в доме держи и носи с собою |
Чадр (чан, чап) — мята перечная (Mentha piperita) |
Есть трава чернобыль, ростом в аршин или два, лист похож на крапиву, да и растет она вместе с крапивой. Цветом желта, запах густой, а листья поверху белые, с испода — зелены. Под корнем ее находится уголь. Полезно тот уголь вырвать из-под корня и носить при себе — ко всякому счастью удача будет. Рвать же ее июня 24 дня. Хороша она от черной болезни, смешать с плакуном — и поможет Бог. Да давай ее и коням в овсе — не будут чесаться |
Чернобыль (чернобылец, черная трава) — полынь горькая (Artemisia absinthium) |
Трава чистотел растет по опушкам и в оврагах, размером с локоть. Растет же кустиками, голубеет, что лебеда, корень желт, в траве молочко, в корне же — словно краска. Той травой парить очи с медом, да парить, если у женщины груди болят | Чистотел (чистик, чистяк) — чистотел большой (Chelidonium majus) |
Есть трава щавель, который люди едят. Если у кого бывает изжога или внутри глисты, ешь ту траву спозаранку — глистов изгонишь | Щавель — щавель кислый (Rumex acetosa) |
Трава конский щавель растет на плодородных землях, ростом с коноплю, похожа на метлу, а наверху ствола семена. А польза ее: на кислом меду отварив корень, пить, если кровь пойдет горлом, женщинам пить, если нет месячных | Конский щавель (щавель коновей, конючей щавель) — щавель конский, или густой (Rumex confertus Willd) |
Трава сорочий щавел ь, она же щавель овечий — маленькая, листочки как денежки, растет кустиками, на пахотных землях низких, на лугах, на влажных местах. Корень бел и гладок, видом редька, а по нему словно мох, лист идет от корня, как у свеклы. Хороша та трава человеку, какого собака укусит бешеная или ужалит уж или змея: с салом медвежьим — в три дня заживет | Сорочий щавель — различные названия того же рода сохранились до сих пор: воробьиный щавель, сорочий щавель, гусиный щавель (щаве- лек, квасец) — Rumex acetosella |
Сия книга Травник — и каждую травку рвать-вырывать с приговором, повторяй так три раза: «Господи, благослови! и ты, мать сыра земля, благослови эту травку сорвать! ты ее уродила для человека — всяким видом, человеку на пользу; потому я тебя беру... От земли — трава, а от Бога — лекарство. Аминь» — так трижды |
В период Киевской Руси медицинские книги принадлежали античным авторам — Гиппократу, Аристотелю, Теофасту, Диоскориду, Галену. Их читали люди различных социальных слоев древнерусского общества. Н. А. Богоявленский приводит в качестве такого примера послание Даниила Заточника переяславскому князю Андрей Владимировичу Доброму («Слово Даниила Заточника», литературный памятник XII в.). В послании Даниил просит оправдания у читателя в своем «невежестве», выразившемся в том, что ему не были доступны сочинения античных авторов, в частности Теофаста (371-286 гг. до н. э.). Этим Даниил показывает, что труды Теофаста были популярны в древнерусском обществе. Теофаст — ученик Аристотеля, считался отцом лекарственной ботаники — важнейшей отрасли медицинского знания того времени.
Н. А. Богоявленский обратил внимание читателей и на «Житие Ефросиньи Черниговской» (XIII в.), где рассказывается о том, что Ефросинья была поклонницей античной литературы различного жанра, в том числе и медицинского содержания: «Бе бо извыкла все книги Вергилиискы и витиискы, бе бо ведущи книги Асклиповы и Галиновы, Аристотелевы и Омироновы и Платоновы». Знания медицины у нее были умело приложены к жизни. Сделавшись игуменьей, Ефросинья занималась врачеванием недужных в монастырской больнице. Н. А. Богоявленский считал, что ее медицинские знания приобретались из огромного количества переводной литературы, доступной тогда русскому читателю. Кроме того, сам греческий язык был популярен среди русских образованных людей того времени. Так Добродея Мстиславовна (1108-1172), внучка князя Владимира Мономаха, была автором первой русской медицинской рукописи «Алимма» («Мазь»), написанной на греческом языке.
В книге Н. А. Богоявленского (1960) приводится обширный анализ рукописных лечебников, дошедших до нас в списках XVI-XVII вв., но имеющих очень древнее происхождение.
[13] В этой связи интересно другое наблюдение Н. А. Богоявленского (1960), обнаружившего, что в ранних памятниках русской письменности господствовала полная нерасчлененность понятий «волхв», «врач», «лечец», «балий», «зелейник», «чародей». Приведенные понятия в разных оттенках указывали на одно и то же — человека, одаренного сверхъестественным познанием сокровенных сил, заговора, гаданий, ворожбы и чар всякого рода (рис. 31).
Рис. 31. Образец активного освоения русскими переводчиками иноземных медицинских текстов (иллюстрация из книги Богоявленского Н. А., 1960)
Древнерусский переводчик Упырь Лихой (XI в.) перелагая греческие книги на церковнославянский язык, во фразе «призвати балиа и волхва и чародеиця» счел для себя вполне оправданным все три названия перевести от греческого слова «врачи». Латинское «medicamenta» в древнерусской литературе нередко переводилось словом «чарование». Фраза «dona mihi medicamenta» по-русски переводилась «нареци ми чарования» (Поучения Ефрема Сирина», по списку XIV в.). Вот почему у составителей памятника письменности XII-XIII вв. — Печерского патерика — не вызывали никакого недоумения факты обращения больных русских людей и к волхвам, и к официально признанным государством и церковью врачам-христианам, и врачам-иноземцам («поганым»): «Некто от Киева бысть прокажен много, от волхв и от поганих леченыя помощи не улучи». Эти особенности древних русских переводов греческих и латинских текстов надо иметь в виду исследователю с филологическим образованием.
В средневековой Европе между врачом и чародеем население, так же как и на Руси, не всегда усматривало различия. Согласно популярным среди европейского простонародья представлениям, демоны и колдовство ответственны за многие болезни, в силу чего медицина ими считалась законной вотчиной чародеев, а традиционный набор заклинаний и волшебных амулетов воспринимался в качестве привычного элемента фармакопеи средневекового лекаря (Трахтенберг Дж., 1998).
[14] Дела так называемых «врачей-отравителей» (или по советской терминологии нач. 1950-х гг. — «безродных космополитов») — это отнюдь не параноидальное изобретение И. В. Сталина или проявление варварства великого князя Ивана III (1462-1505), а скорее некая к настоящему времени забытая европейская традиция, начавшаяся в период, когда европейцы еще только переоткрывали для себя наследие античной медицины в переводах с арабского (см. [11]). Носителями восточной медицины в средневековой Европе, как правило, были врачи-евреи. После завоевания Испании маврами евреи основали медицинские школы в Кордове, Гренаде и даже в Сирии. Их преимущество перед европейскими врачами того времени заключалось в знаниях языков, в силу чего важнейшие книги по медицине, написанные на греческом и арабском языках, имелись в переводах на еврейский язык. Врачи-евреи обычно много путешествовали и знакомились с различными медицинскими школами Востока, сохранявшими тогда медицинские знания древних. К тому же для них не свойственна была вера в чудесные исцеления и священные реликвии, ставшие важным атрибутом монастырской медицины того времени. Поэтому, по мнению JI. Менье (1926), около X в. лучшими врачами в Европе были евреи, обладавшие всеми знаниями арабов. Калифы охотно советовались с ними относительно своего здоровья. Карл Великий (768-814) имел двух придворных врачей-евреев (Фарраг и Бенгеста), составивших по его приказанию «Такцин», или «Таблицы здоровья». Да и Константин Африканский, подаривший Западу столько арабских переработок трудов Гиппократа и Галена, не постеснялся приписать себе переводы трудов известного на Востоке окулиста Исаак бен-Соломон Израэли (ок. 832-932), врача калифа Убайд Алла аль-Махди в Кайруане (Керуан — город в Тунисе), что еврейские историки припоминают ему уже почти тысячу лет (см. статью «Медицина» в Еврейской энциклопедии, 1908).
Врачи-евреи доминировали в европейской медицине на протяжении всего Средневековья. JI. Менье (1926), со ссылкой на врача и философа Агриппу Неттесгеймского (1486-1536), рисует портрет крупного или по крайней мере модного врача кон. XV в. следующим образом. Это, по большей части, иностранец — еврей или мавр, — роскошно одетый, на пальцах его блестят яхонтовые перстни, он с пафосом произносит звучные фразы на полуварварской латыни или по-гречески. Когда врач приходит к больному и начинает его исследовать, он бросает взгляд на мочу, щупает пульс, смотрит язык, исследует экскременты, осведомляется об образе жизни и привычках больного, об его обычном питании и иногда, в случае необходимости, о более тайных вещах. Эти сведения позволяют врачу взвесить, как бы на весах, состояние соков больного. Закончив исследование, врач со всем авторитетом и серьезностью назначает лекарства и режим, необходимые больному: слабительные, кровопускание, клизмы, пессарии, втирания, полоскания или сиропы, противоядия и т. д. В легких случаях врач прописывает лекарства, отдых в висячей кровати, натирания, припарки, магические приемы; при выздоровлении — ванны, минеральные воды, избранную и легкую пищу, наконец — перемену воздуха. Врач лично наблюдает за изготовлением прописанных им лекарств. В сомнительных случаях врач созывает консилиум. Такое, по Агриппе, было вйдение врача европейским населением того времени.
Но поскольку для европейского населения медицина была разновидностью волшебства и магии, то искушенность врачей-евреев в медицине делала их в глазах этого населения некой разновидностью магов и колдунов. Пациент- христианин искренне считал, что он рискует жизнью, обращаясь к врачу-еврею. Доктор также рисковал. Если его усилия увенчались успехом, он приобретал репутацию мага — со всеми вытекающими из этого отдаленными последствиями, т. е. страх, уважение и нескрываемая враждебность. Если именитый больной не выздоравливал, то последствия наступали немедленно, в виде очередного «дела врачей-отравителей».
Один из первых врачей-евреев, ставших жертвой «дела врачей-отравителей», был Цедекия — придворный врач Карла Лысого (840-877). Причем репутация Цедекии как мага превышала его репутацию как врача. Для средневекового сознания европейца понятие «лекарство» и «яд» фактически были синонимами. Отравления ассоциировались с волшебством и магией. Нет ничего удивительного в том, что после смерти Карла Лысого Цедекию обвинили в отравлении императора. Сходная судьба постигла врачей-евреев, лечивших Карла Великого и Гуго Капета (987-996). В 1161 г. в Богемии 68 евреев было сожжено заживо по обвинению в пособничестве нескольким еврейским врачам, которые «вошли в сговор и пытались отравить христианское население». Во время «черной смерти» (чума 1346-1351 гг.) такие обвинения приобрели повсеместный характер. Даже в 1610 г., т. е. спустя почти полтора века после описанных Л. Я. Скороходовым событий, «цивилизованные» медики Венского университета торжественно подтвердили, что «врачи-евреи в соответствии с требованиями своего закона обязаны убивать с помощью яда каждого десятого пациента-христианина» (Трахтенберг Дж., 1998).
[15] В XVI в. медицинская наука в России только выходила из состояния монастырской медицины. Этот процесс был ускорен благодаря приглашению русским правительством врачей из Европы. Но что сеяли западные медики на русской почве? Ниже я приведу краткий обзор развития западной медицины к нач. XVII в.
В кон. XV и нач. XVI вв. открылась новая эпоха в развитии медицины, имевшей, подобно общей истории, свое возрождение и свою реформацию.
«Возрождением» стала реставрация древней греческой медицины (см. [11]) — движение XVI в., как считал JI. Менье (1926), по существу реакционное, т. к. после Галена медицинские науки не сделали заметного шага вперед. В эту эпоху европейские ученые вели поиски греческих подлинников, печатали их и переводили непосредственно с оригинала. До тех пор существовали лишь латинские переводы (нередко сомнительные) с арабских переводов с греческого. Кроме того, еще ни разу Гиппократ и Гален не переводились полностью. Поэтому среди медицинской литературы первыми изданными в эту эпоху трудами явились труды Гиппократа (1525, 1526, 1536 — греческий текст; 1545 — латинский перевод) и Галена (1490, 1502 — по-латыни; 1525, 1538 — по-гречески). XVI в. изобиловал изданиями древних рукописей, их переводами и комментариями. В период 1551-1556 гг. появились переводы трудов Аретея Каппа- докийского, Руфа Эфесского, Орибаза, Александра Тралльского, Аэция Амид- ского и Павла Эгинского. Гиппократ и Гален неоднократно переводились и комментировались целой вереницей блестящих имен, таких, как Рабле, Жером Кардан, Эразм (рис. 32).
Рис. 32. Реставрация в XVI в. медицинских трудов античных авторов. Слева титульный лист «Гиппократова сборника» (издание Фробена, Базель, 1554 г.). В центре труд Диоскорида «О лекарственных средствах» (титульный лист издания 1547 г.). Справа титульный лист издания Корнелия Цельса (Лион, 1566 г.). Иллюстрации из книги Сорокиной Т. С., 2008
В виде протеста против некритического возврата к старому в медицине возникло новое течение — реформация, имевшее горячего вождя — Парацельса, к которому присоединились другие менее буйные личности, такие как Фракасторо и Везалий.
Филип Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, или Парацельс (Paracelsus, от лат. Para-Celsus, т. е. Подобный Цельсу; 1493-1541) — представлял собой своего рода медицинского Лютера. Он инициировал раскол в медицине, т. к. на место ортодоксальной, слепо-традиционной медицины он задумал поставить новую свободную науку, чуждую рабского преклонения перед древними авторитетами.
Сам Парацельс работал исключительно в области химии и занимался поисками новых лечебных средств для лечения ран, язв, опухолей. Позже он стал заниматься и внутренними болезнями. Парацельс «знал медицину и химию», поэтому он называл себя ятрохимиком. Он утверждал, что все важнейшие процессы, происходящие в человеческом организме, сводятся к химическим превращениям. Все химические процессы организма управляются верховным началом — археем. Если заглянуть в химию и терапию Парацельса, то, по мнению Менье, там мы не найдем ничего, кроме неясных и спутанных представлений. В практической медицине не осталось ничего, сохранившего имя Парацельса. Тем не менее Парацельс может считаться зачинателем приложения химии к биологическим наукам. Он произвел в медицине революцию, величайшую из всех, когда-либо в этой науке произведенных. Он порвал с традицией, захотел познать природу без помощи древних; он проповедовал свободное исследование и показал, что по отношению к научным авторитетам не следует иметь слепого уважения и доверия.
XVI в. отмечен в истории медицины чередой эпидемических катастроф (чума, корь, оспа, сифилис, потовая лихорадка, чахотка, малярия и др.). Поэтому неудивительно то, что выяснение причин, из-за которых происходит распространение инфекционных болезней, было, как сказали бы сейчас, «приоритетным направлением исследований» того времени. Дальше всех в эпидемиологии продвинулся Джироламо Фракасторо (1478-1553) из Вероны. Он написал книгу «О контагии, контагиозных болезнях и их лечении» (1546; есть ее перевод на русский язык!), в которой дал определение сущности заражения и предложил новое учение о патогенезе заразных болезней. Фракасторо впервые обосновал общую теорию эпидемических болезней и описал эпидемиологию отдельных болезней: оспы, кори, чумы, чахотки, бешенства, «английского пота», проказы и др. По определению Фракасторо, «контагий — это тождественное поражение, переходящее от одного к другому. Поражение совершается в мельчайших и недоступных нашим чувствам частицах и начинается с них». Под контагиозными он понимал особый вид болезней, которые способны передаваться от больного человека к здоровому.
Фракасторо считал возбудителями болезней особые маленькие тельца, контагии, недоступные нашим органам чувств, специфические для каждого
заболевания и являющиеся не только возбудителями, но и переносчиками болезни. Заражение может происходить либо путем непосредственного соприкосновения, либо через определенный фокус («очаг») болезни, либо на расстоянии, т. е. через воздух. Под «очагом» он понимал «...одежду, вещи из дерева и другие подобные им предметы, которые... воспринимают первичные зародыши контагия и таким образом становятся сами по себе источником инфекции». Его представления суммировали наблюдения о непосредственной передаче возбудителя инфекционной болезни от человека к человеку, накопившиеся со времен «черной смерти» (1346-1351). Ученые, придерживавшиеся такой точки зрения на эпидемический процесс, называли себя контагионистами. В то же время взгляды Фракасторо и его последователей противоречили взглядам древних.
Такие понятия, как эпидемия, эпидемическое происхождение и распространение болезни, понимались древними авторами как клинически сходные заболевания людей на определенной территории, вызванные воздухом, содержащим миазмы, принесенные с зараженных мест, либо испарениями, поднимающимися из-под земли. Когда болезнь действует эпидемически, тогда не образ жизни необходимо считать ее причиной, а воздух, поступающий с местностей, в которых угнездилась болезнь. А т. к. много людей одновременно дышит одним и тем же воздухом, то они и поражаются одинаковой болезнью (отсюда и термин «поветрие»). В этом случае Гиппократ рекомендовал не менять образ жизни, а меньше втягивать в себя воздух и уехать из местности, на которой существует болезнь. Пораженные же такими эпидемиями люди заразными (т. е. способными передать болезнь другим) не считались («О природе человека»).
Ученые, придерживавшиеся взглядов древних авторов на эпидемический процесс, назывались миазматиками. Контагионисты не всегда могли объяснить особенности отдельных эпидемических процессов, и борьба между представителями двух разных научных направлений в эпидемиологии после работы Фракасторо не закончилась. Более подробно дискуссии того времени, проводившиеся между контагионистами и миазматиками, мы рассмотрели в книге (Супотницкий М. В., Супотницкая Н. С., 2006). Что касается русских врачей, то они последовательно придерживались контагионистических взглядов на эпидемические процессы вплоть до второй половины XIX в., когда миазматическое учение благодаря работам Макса Петтенкофера вновь возродилось под названием «локализм».
В течение столетий анатомия человека преподавалась по Галену. Надо отдать должное ученым XV и XVI вв., внесшим отдельные уточнения в труды великого римского врача. Однако все их работы затмились знаменитым трактатом Андреаса Везалия (Andreas Vesalius, 1414-1564) «De corporis humana fabrica» (1546). Везалий получил профессорскую кафедру в Пизе. Вначале он читал свой курс, следуя книгам Галена, не решаясь замечать неточности и заблуждения великого ученого. Наконец, набравшись смелости, он решил вести преподавание не по Галену, но лишь на основании собственных исследований.
Когда появилась его работа «De corporis humana fabrica», доказывавшая, что Гален никогда не анатомировал человеческих трупов и что галеновская анатомия, в течение веков изучавшаяся в школах врачей, представляла собою анатомию обезьяны и других животных, — в лагере галенистов поднялось воинственное смятение. А между тем Гален и не думал скрывать особенностей своей науки, ясно указав на них в начале первой книги «Анатомических установлений»; но в те времена никто среди врачей, за исключением единиц, не читал полностью Галена. Слава создала Везалию завистников и врагов. После смерти в 1558 г. покровительствовавшего ему Карла V великий анатом был оклеветан коллегами. Он был обвинен в совершении аутопсии живого человека, — на том основании, что при публичной демонстрации ассистент якобы заметил сокращение сердечной мышцы субъекта. Везалий был вынужден — в виде искупления — совершить путешествие в Палестину. На обратном пути он потерпел кораблекрушение и был выброшен на остров Занте (из группы Ионических островов), где и скончался (Менье Л., 1926).
Хирурги, как и прочие врачи, испытали на себе необходимость заниматься собственными исследованиями и не доверять слепо древним авторитетам. Таким хирургом был Амбруаз Паре (Ambroise Pare, 1510-1590). В одном из описаний, оставленных Паре, находим предвосхищение идеи бинта Эсмарха: перед ампутацией накладывалась немного выше места операции тугая повязка — для того чтобы помешать сокращению мышц, уменьшить кровотечение и уничтожить чувствительность. Там же упоминаются щипцы под названием «вороний клюв», употреблявшиеся вместо лигатуры сосудов. Его способ лечения переломов крайне обдуман и точен. Паре был одним из первых военных хирургов, и в начале своей карьеры он был обязан значительной долей славы своему лечению «ран, причиненных мушкетными пулями». Он занимался женскими болезням и акушерством. Им описаны: акушерское кресло, аналогичное тому, какое разработал римский врач Мосхион (II в.); искусственный сосок; прибор для извлечения молока из груди; различные инструменты, применявшиеся при неправильных родах; кривой нож для рассечения живота и головы плода, умершего в матке, и крючки для его извлечения; инструмент под названием «pieds de griffon», представляющий собою как бы черновой набросок акушерских щипцов.
Терапия, применявшаяся Паре, была весьма передовой; он соединял древние методы с новыми «химическими» течениями. Паре применял териак (изобретенное Андромахом, придворным врачом Нерона, якобы целебное средство против животных ядов) и сурьму наравне с дистиллированной водой и тинктурами. Он не гнушался также и мумией — средством, считавшимся тогда за настоящий «антидот при контузиях и ранениях». Мумия — особого рода «высушенная жидкость, истекающая из человеческого тела, пропитанного ароматическими веществами». Это весьма сомнительное терапевтическое средство обычно фальсифицировалось шарлатанами и продавалось за очень высокую цену.
В первую половину XVI в. в терапии преобладал авторитет Галена и арабов: слабительные и кровопускания при острых заболеваниях; кровопускания применялись при плеторе (прилив крови), а, кроме того, понемногу и при всех других заболеваниях без исключения; кровопускание считалось панацеей, — лекарством от всех болезней.
Наряду со слабительными и кровопусканиями, врачами часто применялись клизмы, суппозитории, припарки, рвотные. Наконец, вошли в терапию нарывные пластыри и прижигания. При страданиях, не допускавших питания per os, ставились питательные клизмы из молока, ячменного отвара, мясного сока, яичных желтков (рис. 33). Шпанские мушки применялись при болезнях почек. Начало входить в терапию назначение железа (в виде опилок) при «бледности лица» (pasles couleurs). Териак был по-прежнему излюбленным средством врачей при тяжелых и злокачественных лихорадках, чуме и т. д.
В XVI в. в терапию были введены лекарства, изготовленные химическим путем из субстанций растительного, животного или минерального происхождения (например, тминное, шалфейное, скипидарное, лавровишневое и т. п. масла, так же как ртутное, сурьмяное, серное). Тогда же начала применяться так называемая органотерапия. Чахоточным назначался порошок из лисьих легких; слабоумным — «мозговой» порошок (т. е. из мозга животных); порошок, изготовленный из свиного или бараньего мочевого пузыря давался детям, страдавшим ночным недержанием мочи; больным с воспалением плевры почему-то назначалась кровь козла. В это же столетие положено начало лечению минеральными водами и грязями.
Рис. 33. Применение клистира (гравюра 1550 г.)
В медицинском образовании по-прежнему учителями медицины были Гален и арабская школа (Авиценна, Разес, Гонен и др.). Работы ученых первой половины столетия мало изменили положение вещей. К тому же медицинское образование продолжало оставаться в значительной мере схоластическим. Не считая нескольких, крайне немногих уроков анатомии, все время обучения употреблялось на чтение авторов, и в особенности на их комментирование и обсуждение.
В продолжение всего XVI в. наилучшей репутацией пользовались итальянские университеты, наиболее посещавшиеся, ввиду того что в них читали выдающиеся ученые эпохи; вообще культура была наиболее развита в Италии. Более подробно с европейской медициной кон. XVI в. можно познакомиться по работе К. Зудгофа (1999).
Если охарактеризовать европейскую медицину в целом накануне массового приезда европейских врачей в Россию, то надо отметить прежде всего то, что она вышла из схоластического состояния, авторитет древних был поколеблен, галено-арабское влияние ослабело, возникла широкая дорога для самостоятельного развития и научных открытий. Этой дорогой медицина пошла главным образом в следующем, XVII в., но теперь уже и в России.