Краткий очерк истории русской медицины. Комментарии научного редактора. III. Период иностранных влияний в русской медицине

[21] Постников Петр Васильевич (1676 — ум. после 1710) — первый русский доктор медицины и философии. Его отец, дьяк Посольского приказа, Василий Тимофеевич (?-1710), был одним из наиболее замечательных дипломатов допетровской эпохи. В 1686 г. Василий Тимофеевич участвовал в заключении мира с Польшей; в следующем году он был отправлен послом в Лондон, Флоренцию, Амстердам и Берлин для заключения союза против турок, но успел склонить к нему только Пруссию; в 1689 г. он был отправлен в Китай и содействовал Ф. А. Головину (1650-1706) в заключении договора с богдыханом. Василий Тимофеевич постарался дать хорошее образование своим детям. Старшего сына, Петра, он определил в недавно созданную Славяно-греко-латинскую академию. Сын пошел в отца способностями и охотой к наукам. По окончанию академии Петр Постников был определен в стряпчие, но его основным увлечением была медицина. Благодаря знанию нескольких языков он стал незаменимым помощником для врачей-греков — Якова Пелярино и Ивана Комнина, еще не выучивших в достаточной мере русский.

Иван Комнин, окончивший медицинский факультет университета в Падуе, особенно привязался к способному юноше и посоветовал тому ехать в Италию — учиться медицине. И весной 1692 г. стряпчий Петр Постников был отпущен «по именному великого государя царя Петра Алексеевича указу, для совершения свободных наук, в Потавинскую академию...» (т. е. в Падуанский университет). В 1694 г. Постников получил от университета степень доктора медицины и философии; выданный ему диплом заключал в себе лестные отзывы о дарованиях, поведении и успехах молодого русского ученого. По выходе из университета Постников ради тех же излюбленных им «свободных наук» посетил «разные окрестные государства». Но в области медицины ему почти совсем не удалось применить свои познания и подготовку. Живя в эпоху, когда число специально подготовленных лиц было весьма невелико во всех отраслях деятельности, Постников соответственно неотложным потребностям государства превращается из врача в дипломата, политического агента и переводчика. Он был определен на службу в посольский приказ и, как владеющий греческим, латинским, французским и итальянским языками, отправлен с посольством за границу, где пробыл около 7 лет, посетив Австрию, Голландию, Англию, Италию и Францию и выполняя поручения русского полномочного посла.

В 1701 г. ему в Москве была устроена почетная встреча, по примеру встречи видных иностранных докторов, приезжавших на службу в Россию. Он был записан доктором в аптекарском приказе, со значительным для того времени жалованьем в 500 рублей, но с обязанностью переводить «в посольском приказе, как случатся, латинские, французские, итальянские нужные письма». Через полгода Постников был вновь отправлен в Париж неофициальным агентом «для сообщения о тамошних поведениях», т. е. по сути, резидентом русской разведки. У России с Францией тогда были весьма натянутые отношения. Людовик XIV претендовал на европейское лидерство, а царь Петр I дружил с теми странами, которые этому противились. Французы не раз пытались возвести на престол Польши своих ставленников, влиять на политику «восточных правителей варварских стран», что восторгов в Москве не вызывало. Дипломатические отношения на уровне посольств между Россией и Францией были прерваны еще лет за пятьдесят до описываемых событий.

В Париже Постников собирал сведения о настроениях при королевском дворе, интриговал в пользу России, распространял среди зарубежных дипломатов нужную информацию, а при необходимости — дезинформацию. Кроме того, он вербовал врачей для работы в России, занимался закупкой лекарств и приобретением иностранных книг по медицине, военно-сухопутному и морскому делу, технике, хозяйству, обычаям общежития, а более всего по международным, гражданским, воинским и церковным «правам и уложениям окрестных государств». Правительство Французского королевства было, как сообщал Постников, «настроено противно нам», хотя, что такое Россия, французы представляли довольно слабо: «Дьявол их знает, что про нас они говорят! — писал в своих донесениях Петр Васильевич. — Едва услыхали про Москву и чают, что мы граничим с Индией. Едва бо не все французы словами по шерсти гладят, а делами противу шерсти».

Дипломатического статуса у него не было, деньги ему посылались нерегулярно, так что житье его в Париже было далеко не сахарное. Но Постников работал, и его дипломатическим успехом можно считать переводы на французский и итальянский языки реляций о победах русского оружия над войсками «грозы Европы», «северного Александра Македонского» — шведского короля Карла XII, и сообщений о преобразованиях, шедших внутри страны. Переводы Постникова были доставлены лично королю Людовику XIV и произвели при его дворе должное впечатление.

Петр Постников провел во Франции почти 9 лет. В глубине души он, очевидно, рассчитывал, что рано или поздно его назначат русским послом в Париже, но в 1710 г. пришло распоряжение возвращаться в Россию. Постников надеялся, что вернувшись домой, сможет наконец-то заняться тем, о чем мечтал всю жизнь, врачебной практикой, но и этим его планам не суждено было сбыться. Его оставили на службе при Посольском приказе, где по поручению правительства он занимался переводами иностранных сочинений, большую часть которых сам же и приобрел в Париже. Известен его перевод с французского сочинения Абрахама де Викфорта «О послах и министрах чужестранных и о должности дел их, и что есть посол, и честь ево» (1680). Вскоре Постников умер, не получив, по выражению его первого биографа, «в жизни сей награды за труды, пожертвования и упражнения в науках».

[22]  Правильно не Артемий Дай, а Артур Ди (Arthur Dee). Некоторые обстоятельства его биографии свидетельствуют о том, что отдельные иностранные врачи были агентами влияния своих государей и занимались разведывательной деятельностью в России. Артур, сын известного британского врача, астролога, философа и алхимика Джона Ди, родился в 1579 г., изучал медицину в Оксфорде и Лондоне. По данным С. Лекарева и В. Кадачигова (2004), в 1621 г. он был отправлен в Москву по заданию секретаря Королевского совета Роберта Сесиля, решившего внедрить свой источник в окружение нового русского царя. Ди стал личным врачом Михаила Федоровича и пользовался чрезвычайным расположением его отца, патриарха Филарета (1554-1633). В Москве ему назначили большое жалование — 250 рублей в год и ежемесячно «на стол» 72 рубля, всего — 1114 рублей серебром, а также вручили богатые подарки. Вскоре в Москве у Артура Ди уже был большой каменный дом у Никитских ворот, на несколько лет ему было дано в пользование расположенное под Москвой поместье князя Юрия Хворостина. Когда в 1626 г. он решил поехать в отпуск в Англию, чтобы увезти нажитое в России, ему бесплатно дали 20 подвод до Архангельска. Англичанин не только получил доступ к тайнам русского двора, но и сумел наладить через английских купцов надежную курьерскую связь с Лондоном, которая действовала с завидным постоянством и позволяла английскому правительству получать информацию из первых рук. Но в конце концов он лишился доверия царя и в 1634 г. был уволен от службы и отослан обратно в Англию. В Лондоне усилия Артура Ди были оценены; он при прямом содействии Роберта Сесиля получил должность лекаря короля Карла I. Кроме медицины и разведывательной деятельности Ди занимался астрологией и алхимией. Еще в Москве Ди написал сочинение: «Fasciculus chimicus, abstrusae Hermeticae scientiae ingressum, progressum, coroniden explicans» (1631), переведенное на английский язык. В 1651 г. Ди умер.

III. Период иностранных влияний в русской медицине

[23]   Л. Я. Скороходов объясняет развитие русской медицины в XVIII в. с социально-экономических и даже с классовых позиций, модных в начале XX в. среди российской интеллигенции. Ни в коей мере не оспаривая правильность такого подхода, а тем более его право так рассматривать реформы русской медицины того времени, все же замечу, что эти реформы осуществляются не среднестатистическими человеческими единицами, а конкретными людьми, действующими в определенной среде — русском этносе. Для изучения любых наук мало создать в какой-то стране университеты и даже пригласить для преподавания серьезных ученых, надо еще, чтобы и обучаемый имел желание и способности учиться, чтобы изучение наук было его потребностью. А чтобы этнос оставил свой «след» в истории науки, таких людей должно быть достаточно много. Но их наличие или отсутствие как раз и характеризует фазы этногенеза. И если смотреть с этой точки зрения на «период иностранных влияний в русской медицине», то мы обнаруживаем, что западноевропейский суперэтнос и русский в XVIII в. находятся на разных стадиях своего развития.

Времена, когда «варваров» не интересовали пергаменты античных ученых, закончились в XI-XII вв. (см. [11]). В IX-X вв. французы, провансальцы, испанцы (в Астурии), немцы, ломбардцы и пьемонтцы благодаря появлению среди них людей, способных к сверхнапряжению (пассионариев — см. у Гумилева JI. Н., 2001), начали складываться в этносы нового типа. Так же как и у арабов в VII в., рост пассионарности западноевропейского суперэтноса («христианского мира») привел к многообразию его интеллектуальной жизни, в том числе и к интересу к древним медицинским знаниям (см. [15]).

В XVTII в. почти все европейские страны, преодолев «пассионарный перегрев» акматической фазы этногенеза (колебания пассионарного напряжения в этнической системе после ее подъема на максимальный уровень), развивали хозяйство, строили красивые города, торговали со всем миром, получая огромные прибыли, и покровительствовали ученым, писателям, художникам, т. е. людям одаренным, но не чрезмерно пассионарным. Это была так называемая эпоха Просвещения. Оптимальный уровень пассионарного напряжения в Европе достигался тем, что «лишние» пассионарии уезжали в колонии и свирепствовали там, не вспоминая про Вольтера, Руссо, Канта, да и про Гиппократа с Галеном (по Гумилеву JI. Н., 2001).

Русский этнос, существующий сегодня, начал складываться в XIV в. из тех потомков Киевской Руси, которым удалось пережить пандемию «черной смерти». В XVIII в. он проходил через акматическую фазу этногенеза. Пассионарное напряжение этноса понижалось в сражениях с турками, крымцами, поляками, шведами, французами, немцами, но оставалось высоким. Поэтому русские с удивительной (на сегодняшний день!) легкостью и буквально «с нуля» перенимали европейские достижения в области промышленности, военного дела, кораблестроения, архитектуры и, разумеется, медицины. К кон. XVIII в. Московской Руси уже не существовало. На ее месте находилась совершенно иная страна, в иных, значительно больших, чем столетие назад, границах, с армией «европейского строя», военным флотом, Академией наук, университетами, театрами и даже с хорошо продуманной патентной системой (1812). Страна, созданная в акматическую фазу русского этногенеза, называлась Российской империей. Для расцвета науки нужны были гармоничные личности, умеренные пассионарии, способные к большому напряжению сил, но растрачивающие их в рамках лаборатории или библиотеки, а не в походах на крымского хана. Такое этническое время, фаза надлома этногенеза, для русских наступило в XIX в. (по Гумилеву JI. Н., 1995). В XVIII в. таких людей среди русских было мало, это столетие для русской медицины прошло в борьбе идей, личностей и поиска собственного пути, нехватку же «гармоничных личностей» восполняли приглашенные правительством европейцы. Однако вернемся «на Запад» и посмотрим, что дала эпоха Просвещения медицинской науке.

В XVIII в. продолжалось образование систем и школ, напоминающих таковые прошлого столетия, т. е. строившихся на основании грубой эмпирики, с простыми механистическими подходами к лечению больных. Сохранялась и связь медицины со школами ятрофизиков и ятрохимиков. По мнению Т. Мейер-Штейнега (1999), медицина в XVIII в. находилась под влиянием столь различных течений и направлений, часто исходящих из совершенно разных принципов, что она приняла такой пестрый вид, как никогда раньше или позже. В своей практической работе врач стремился найти надежную и постоянную основу для лечения. Но такой системы в рассматриваемом столетии не существовало. Многочисленные медицинские системы, из которых каждая основывалась на собственном ходе мыслей, обуславливали постоянную смену приоритетов в терапии.

Новые идеи и течения проникали в медицину с двух сторон. Прежде всего медицина испытывала влияние реальных результатов естественных наук, в которых к концу столетия наметился огромный прогресс. Но этот прогресс имел и обратную сторону — он вызывал у врачей иллюзию «полного знания» в медицине. Им казалось, что уже накоплен эмпирический материал, необходимый для научного объяснения медицины в рамках какого-то одного учения или системы. И ученые пытались сделать это путем философского анализа фактов, полученных опытом и наблюдением, причем часто фактов, не связанных между собой. Роль «песка, попавшего в подшипник» медицинской науки в кон. XVIII в., сыграла натурфилософия Ф. Шеллинга (Friedrich-Wilhelm- Joseph Schelling, 1775-1854), т. е. объяснение физического мира из определенных разумно-мыслимых оснований, подведение явлений и процессов природы под различные априорные схемы (так называемое конструирование природы). Такие возможности познания привлекли к натурфилософии врачей и ученых, склонных к спекулятивному мышлению. Медицинское мышление выродилось в игру идеями, за которыми часто не скрывалось никакого содержания. И т. к. далеко не каждый врач принадлежал к какой-то «школе», то в практической медицине царил эклектизм. Л. Я. Скороходов далее упоминает многих из наиболее значимых представителей западной медицины того времени, поэтому их воззрения на патологию я рассмотрю в следующих комментариях. А сейчас необходимо остановиться на достижениях медицины XVIII в. Создание новых медицинских систем потребовало от врачей чрезвычайных усилий, развитие медицинской науки в XVIII в. шло интенсивно. Многие из врачей, увлекшихся созданием спекулятивных медицинских систем, были великолепными клиницистами, анатомами, физиологами. Ниже, по работе Л. Менье (1926), я привожу краткую сводку основных достижений того времени.

К XVIII в. относится освобождение хирургов из подчинения врачам и создание хирургии как самостоятельной области медицинского знания. В этом же столетии были установлены показания к ампутациям — операции, которая и технически достигла степени совершенства, превзойденной лишь с изобретением антисептики. К кон. XVIII в. хирургия уже располагала хорошим опытом в значительной части больших операций и пыталась производить те из них, которые могли быть осуществлены с успехом лишь гораздо позже, с изобретением анестезии и антисептики.

Акушерское искусство в XVIII в. достигло полного развития, и XIX в. прибавил к нему лишь антисептику.

В XVIII в. появились первые труды по детским болезням.

К XVIII в. также относится познание сущности катаракты, заключающейся в «помутнении чечевицы». С самых отдаленных времен операция катаракты производилась по способу, описанному Цельсом, т. е. путем проталкивания хрусталика в заднюю камеру глаза, где он подвергался рассасыванию. В 1708 г. Шарль Сент-Ив произвел первую операцию катаракты по способу извлечения.

Операция камнесечения мочевого пузыря в рассматриваемый период подверглась усовершенствованию и сводилась к трем видоизменениям: малая, большая и высокая перевязка.

«Малая перевязка», описанная Цельсом, заключалась в подведении камня под промежность и разреза, соответствующего месту выпуклости, после чего камень извлекался щипчиками или кюреткой: этот способ применялся только в детской практике.

«Большая перевязка», введенная в хирургическую практику Мариано Санто де Барлетта, научившимся ей у Жана Ромэна, долгое время составляла фамильную тайну семьи Коло — во Франции и Норчиа — в Италии: общественным достоянием эта операция стала лишь в XVIII в. Этот способ заключался в надрезе на промежности — медиальном или латеральном, — посредством которого оператор проникал в пузырь и извлекал камень.

«Высокая перевязка», примененная впервые провансальским хирургом Франко, состояла в надлобковом извлечении камня.

Фридрих Озиандер (Osiander, 1759-1822), профессор Геттингенского университета, предложил резекцию пораженной раком шейки матки и изобрел для этой цели особые щипцы, захватывавшие и удалявшие в один прием больную часть (1798-1799).

В. Гунтер

Очередной темой анатомической науки в XVIII в. стало лимфообращение. Вильям Гунтер (Hunter-старший, 1718-1783), создавший своими исследованиями понятие о системе всасывания (так тогда называли лимфатическую систему), справедливо претендовал на равное место со своим соотечественником Вильямом Гар- веем. Новая теория дала объяснение всасыванию кожей некоторых лекарственных веществ (например ртутной мази) и заразного начала («вирусов» в понимании того времени; virus — заразное начало, яд), таких как «вирус» сифилиса, чумы, оспы; получила объяснение и заразительность легочной чахотки.

К концу XVIII в., благодаря работам А. фон Галлера (1708-1777) по раздражимости мышечной ткани, физиология «вступила на подлинно научную дорогу».

Новых трактатов по семиотике (учение о признаках и симптомах болезни) в XVIII в. не появлялось; руководствовались по-прежнему древними авторами, Гиппократом или Галеном. Однако уже стали обращать внимание на число ударов пульса, вошел в употребление максимальный термометр, особенно в Англии.

 

 

Л. Авенбруггер

Во второй половине XVIII в. Л. Авенбруггером (1722-1790) была изобретена перкуссия грудной клетки, правда это открытие прошло тогда почти незамеченным.

В XVIII в. вошли в употребление такие лекарственные средства, как: аконит, цикута (при раке), белладонна, толокнянка, наперстянка, известковая вода, мыло, сулема (внутрь) и только что открытый кислород (назначался при удушьях, в особенности при астме). К этому же времени относится начало употребления арники, валерианы, осеннего безвременника, лавровишневой
воды, исландского лишая, дегтя и скипидара. Последний в соединении с эфиром назначался при желчных камнях (Дюрандовы капли, 1782).

В числе средств минерального происхождения были распространены квасцы, применявшиеся при кровотечениях; эпсомская соль — весьма употребительное в Англии слабительное, из которого была извлечена магнезия (1770).

Известковая вода и углекислота назначались при страданиях желудка, так же как окись висмута. Фосфор назначался при лихорадках. Мышьяк назначался внутрь при перемежающихся лихорадках и как наружное, местно — при раковых язвах.

В кожной терапии окись цинка, уксуснокислый свинец, асфальтовое масло были излюбленными препаратами. Ранее ртуть, считавшаяся, по справедливости, специфическим антисифилитическим средством, применялась в небезопасных дозах, т. к. господствовало ложное представление об удалении «вируса» посредством слюны, благодаря чему саливация поддерживалась до получения шести фунтов слюны в течение суток. Наибольший успех венерологии XVIII в. состоял в замене наружного применения ртути — внутренним, и в установлении бесполезности и опасности саливации.

Наконец, в Европу проник древний восточный способ борьбы с натуральной оспой путем прививок, следствием чего явилось открытие вакцинации (1796), обессмертившее имя Дженнера (см. [25, 26]).

Делались также попытки электро- и металлотерапии.

[24] При освещении деятельности Министерства внутренних дел (МВД) в создании системы здравоохранения Российской империи в JI. Я. Скорохо- дове проявился генетический интеллигент-разночинец кон. XIX в., видевший в государственных органах только репрессивные структуры, мешающие ему осуществлять не связанные с российскими реальностями идеи. Но по замыслу графа М. М. Сперанского (1772-1839), МВД должно было иметь попечение о производительных силах страны и быть совершенно чуждым функций полиции охранительной, т. е. каких-то репрессивных функций. Этот характер МВД приобретало постепенно под влиянием известных обстоятельств, в числе которых и системный терроризм, начавшийся в России в 1878 г. с выстрела Веры Засулич (1849-1919) в петербургского градоначальника генерала Ф. Ф. Трепова.

М. М. Сперанский

Первоначально МВД задумывалось Сперанским как суперминистерство для управления государственными структурами, благоустраивающими империю. В 1803 г. круг ведения министра внутренних дел был М. М. Сперанский определен так: «Должность министра внутренних дел обязывает его печтись о повсеместном благосостоянии народа, спокойствии, тишине и благоустройстве всей Империи. В управлении своем иметь он все части государственной промышленности, кроме части горной; в ведении его находится также построение и содержание всех публичных зданий в государстве, и сверх того возлагается на него долг стараться всеми мерами об отвращении недостатка в жизненных припасах и во всем, что принадлежит к необходимым надобностям в общежитии. А дабы доставить случай и способы к достижению намеченных целей», министру внутренних дел были подчинены следующие центральные учреждения: 1) Мануфактур-коллегия, кроме экспедиции заготовления и хранения вексельной и гербовой бумаги; 2) Медицинская коллегия; 3) Главная соляная контора; 4) Главное почтовое правление; 5) Экспедиция государственного хозяйства, опекунства иностранных и сельского домоводства, кроме дела камерального стола и печатания векселей.

Из губернских учреждений министру внутренних дел были подчинены губернские правления и приказы общественного призрения, затем казенные палаты по устройству и содержанию публичных зданий и по исчислению народонаселения. Таким образом, под ведением министра внутренних дел были объединены весьма разнообразные и существеннейшие стороны народной жизни России. В теснейшую зависимость от него ставилась высшая местная администрация в лице губернаторов; подчинение министру внутренних дел губернских правлений влекло за собою и подчинение ему полиции, являющейся ближайшим к населению правительственным органом. Но одновременно надзору и руководству МВД поручались такие близкие для всех классов населения дела, как сословные, городское и земское хозяйство, «части продовольственные, врачебные, пожарные» и т. д.

Внутренней безопасностью империи в нач. XIX в. ведало Министерство полиции, организованное при преобразовании министерств в 1810 г. Министерство состояло из трех департаментов — полиции хозяйственной (дела продовольственные и приказы общественного призрения), полиции исполнительной и полиции медицинской, — Медицинского совета и канцелярии министра. Канцелярия Министерства полиции делилась на две: общую, предметами ведения которой были медицинская и полицейская статистика и делопроизводство по бумагам, поступающим на имя министра, и особенную, ведавшую дела об иностранцах, по заграничным паспортам, цензурную ревизию и особенные дела, т. е. «все те дела, которые министр полиции сочтет нужным предоставить собственному его сведению и разрешению». 4 ноября 1819 г. министерство было присоединено к МВД, особенная канцелярия министра закрыта в 1826 г. и вместо нее учреждено III отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии (в понимании революционных демократов — «охранка»).

В последующие годы изменения расширяли компетенцию МВД, хотя она частью и суживалась. Так, в 1826 г. попечение о государственном и народном хозяйстве отошло отчасти в ведение Министерства финансов и Министерства государственных имуществ. С другой стороны, в 1832 г. к МВД присоединено, в виде департамента, Главное управление духовных дел иностранных исповеданий, в 1862 г. передана в ведение МВД цензура, в 1865 г., при преобразовании Министерства путей сообщения, — дела строительной полиции, в 1868 г. в его состав вошло упраздненное Министерство почт и телеграфов, управление которыми и раньше, до 1830 г., также входило в состав МВД. В 1880 г. бывшее Третье отделение Собственной Е. И. В. канцелярии присоединено к МВД и министру внутренних дел вверено заведование Корпусом жандармов на правах шефа жандармов.

Скороходов, как и положено просвещенному деятелю медицины XX в., «земцу» в душе, осуждает косность «царской администрации», живя в границах государства, которое эта администрация столетиями сохраняла и приумножала.

Конечно, врачей было мало. Но нужно понимать и то, в каких условиях формировалась государственная медицина в начале XIX в. Не одна только медицина была заботой русского государства того времени. Россия вела войны с Наполеоном I (1806-1807), Швецией (1808-1809), Турцией (1806-1811), не имея нынешнего потока нефтедолларов. В сражениях участвовали сотни тысяч людей, которых надо было обучить, одеть, обуть, снабдить припасами и лошадьми. Нужны были флот, артиллерия, транспорт, военная промышленность. К тому же нач. XIX в. для России ознаменовалось необычайными засухами и холодными зимами, неурожайными годами и эпидемиями (их хронологию см. в книге Борисенкова Е. П., Пасецкого В. М., 1988). Всего на начало столетия в России было 1519 врачей, из них в армии — 422; во флоте — 218; во врачебных управах, карантинах, госпиталях — 879. При таких условиях не могло быть, конечно, и речи о сколько-нибудь удовлетворительной организации медицинской помощи на всем пространстве империи. Поэтому правительство старалось через МВД сконцентрировать имеющиеся медицинские ресурсы и действовать максимально эффективно.

Д. Ж. Ларрей

О состоянии лечебных учреждений в Москве в 1812 г. говорит следующее наблюдение Д. Ж. Ларрея (Jean-Dominique Larrey, 1766-1842) — выдающегося французского военного хирурга и творца новейшей военной хирургии, сделанное им во время наполеоновского похода: «Госпиталя, которые привлекли мое особенное внимание, могут служить украшением самой культурной нации в мире... Залы занимают всю длину здания, в них много света, т. к. окна простираются с пола почти до самого потолка. Рамы всюду двойные... печи изразцовые. В залах находятся четыре ряда кроватей, отстоящих друг от друга на такое расстояние, какое требует чистота. В каждом ряду находится 50 кроватей... В трех корпусах госпиталя всего находится 14 зал. Общее число кроватей может быть доведено до 3000... Московский военный госпиталь представляет собой красивейшее и обширнейшее здание, которое я когда-либо видел. Гражданские больницы, которые я также осматривал при посещении наших раненых, заслуживают не меньшего внимания. Больших больниц в Москве четыре: Шереметьевская, Голицынская, Александровская и при воспитательном доме. Кровати и все предметы содержатся в них в большой чистоте и опрятности» (цит. по Мирскому М. Б., 1996). Но все эти больницы были построены в кон. XVIII в. (рис. 34).

Для увеличения численности медицинского персонала министерство развивало подведомственные ему медицинские учебные заведения, содержало многих их воспитанников «на казенный счет», выписывало врачей из-за границы, ходатайствовало о служебных преимуществах для медиков и т. п. Но, несмотря на все эти меры, недостаток врачей был так велик, что в 1803-м, 1807-м и 1808 гг. приходилось выпускать в армию и во флот воспитанников Медицинской академии, не успевших пройти полный курс обучения. Недостаток врачебной помощи сильно ощущался повсеместно; поэтому заболевания очень часто, особенно в деревнях, принимали повальный характер.

Рис. 34. Российская клиника в кон. XVIII в. (иллюстрация из книги Мирского М. Б., 1996)

В таких случаях МВД стремилось внушить местным жителям меры предосторожности и командировало на места развития болезней опытных врачей. Особенно энергично велась борьба с эпидемическими болезнями, которые появлялись на окраинах империи почти ежегодно. Карантинные мероприятия проводились очень решительно, с привлечением большого количества врачей и войск (более подробно о карантинах можно прочитать в работе Дербека Ф. И., 1905). Убедившись на практике в пользе карантинов, министерство прилагало все старания к упорядочению карантинного дела, издавало карантинные правила и организовало устройство новых карантинов. Против другого бича населения — натуральной оспы, уносившей ежегодно массу жизней детей, МВД боролось, распространяя в народе вакцинацию в полном соответствии с представлениями медицинской науки того времени (см. [27]).

Еще меньше средств имело МВД для борьбы с эпизоотиями (скотскими падежами), которые причиняли большие убытки скотоводству, т. к. чума животных и сибирская язва повторялись почти ежегодно. В начале XIX в. ветеринарной службы в России почти не существовало. Министерству пришлось создавать ее с «нуля». В 1803 г. были посланы за границу несколько врачей для обучения ветеринарному искусству, а в 1807 г. было открыто в Санкт- Петербурге первое скотоврачебное училище. Но т. к. министерству не хватало средств на другие, более существенные надобности, то ветеринарная медицина в России развивалась крайне медленно.

Большую помощь МВД в заботах о народном здравии оказывали приказы общественного призрения, на иждивении которых находилось немалое количество больниц, богаделен, домов для умалишенных и т. п. Чтобы увеличить денежные средства приказов, им было позволено заниматься, как сказали бы сегодня, коммерческой деятельностью. На обороты приказов при их учреждении отпускали по 15 тысяч рублей на каждую губернию. Приказам было позволено получать добровольные пожертвования, разные пенные и штрафные деньги, пособия от городов, хозяйственные доходы. Главным источником умножившим средства приказов, были разрешенные им кредитные операции: принятие на хранение денежных вкладов и производство ссуд под залоги. Умело пуская в обороты свои капиталы и привлекая частные пожертвования, приказы к 1803 г. составили капитал свыше 5 млн рублей, а считая и деньги, вверенные им, имели в обороте около 9 млн рублей. Ценя полезную деятельность приказов, МВД способствовало их процветанию, постоянно разрешая им новые виды финансовых операций. Благодаря таким мерам приказы ко второй половине 1810 г. имели собственный капитал свыше 6 млн рублей, а всего производили оборотов более чем на 18 млн рублей в год. Параллельно с расширением средств шло увеличение числа больниц, богаделен, приютов и других подобных учреждений, находящихся на содержании приказов. Но деятельность приказов распространялась только на города, а устройство и содержание больниц в селах всецело предоставлено было на усмотрение помещиков.

После изгнания в 1812 г. из России французских войск на министерство пало новое сложное дело — устройство массы пленных. Казна не имела средств для их обеспечения, и потому пришлось часть военнопленных (поляков) обратить на укомплектование полков на Кавказе и Сибирской линии, другим предложили работать на фабриках и заводах или при восстановлении разоренных городов, третьих поселили в Саратовской и Екатеринославской губерниях между немецкими колонистами. Впоследствии много военнопленных перешло в русское подданство.

В 1837 г. состоялось полное преобразование медицинской части МВД, сопровождавшееся учреждением нового департамента казенных врачебных заготовлений. Эта крупная реформа в значительной мере была подготовлена трудами особого комитета по преобразованию медицинского управления, который был учрежден по Высочайшему повелению 7 февраля 1828 г., под председательством тайного советника баронета Я. В. Виллие. По новому положению, Медицинский департамент составлялся из директора (он же гене- рал-штаб-доктор по гражданской части), двух отделений и секретарского стола при директоре. Первое отделение ведало всеми делами медицинского персонала в империи, второе — делами медицинской полиции и судебной медицины. Состав департамента определялся в 19 должностных лиц. На департамент казенных врачебных заготовлений возлагались заготовление, хранение и распределение по принадлежности медикаментов и врачебных пособий, необходимых для армии, флота и некоторых казенных мест гражданского ведомства. Департамент был составлен из двух отделений, распорядительного и счетного. Важнейшие дела поступали из отделения в общее присутствие департамента, составленное под председательством директора департамента из трех советников и имевшее особую канцелярию. Общий состав департамента определялся в 41 должностное лицо.

Штат Медицинского совета составлялся из председателя, трех действительных членов и неопределенного числа членов почетных. Члены должны были избираться преимущественно из профессоров и академиков; при избрании членов необходимо было заботиться, чтобы среди них были специалисты по вспомогательным наукам. Затем, непременными членами совета должны были состоять директора медицинских департаментов МВД и Военного министерства, генерал-штаб-доктор флота, директор департамента казенных врачебных заготовлений и президент Медико-хирургической академии. При совете положена особая канцелярия. Тогда же была расширена и ветеринарная служба империи назначением ветеринарных врачей в 49 губерниях и областях.

Количество врачей, полагавшееся по штатам, было невелико, но имевшихся врачей не хватало для замещения всех штатных должностей. Так, от 1827 г. имеются следующие цифры: членов врачебных управ было 158, на 7 менее, чем полагалось по штату; уездных, городовых и полицейских врачей — 553 (недоставало 22), карантинных врачей — 41 (недоставало 19), повивальных бабок — 435 (недоставало 168), лекарских учеников — 943 (недоставало 158), врачей при заведениях приказов общественного призрения — 37. Таким образом, 15 % штатных мест оставались незамещенными. Поэтому МВД оказывалось в крайне затруднительном положении во время эпидемий и войн. Проблему нехватки врачей пытались решать «по старинке», т. е. выписывая заграничных врачей, но с ними возникали недоразумения, и в 1828 г. от этой меры отказались. Пробовали расширять медицинские академии, факультеты и школы, но молодые люди принимались охотно за медицину только в тех случаях, когда им давали казенную стипендию на все время обучения. Те же, кто проходил курс без стипендии, предпочитали затем оставаться вольнопрактикующими врачами. МВД не располагало достаточными средствами, чтобы учреждать много стипендий. Надо еще прибавить, что и то незначительное количество врачей, которое посылалось министерством в провинцию, не могло всецело отдавать свои силы на помощь населению. Уездные врачи, которые стояли ближе всего к населению, большую часть времени должны проводить в разъездах по судебно-медицинским делам. Число вольнопрактикующих врачей в 1827 г. было «вообще незначительно»; только в столицах, городах губернских, некоторых уездных и в губерниях, присоединенных от Польши, имелось их более или менее «достаточно, в прочих же местах ощущался великий в сем недостаток». Точные сведения о количестве врачей в России сохранились от 1842 г., когда их было около 7600 человек, и от 1845 г. (8078).

Мало было больниц и аптек. Первых в 1855 г. числилось 533 с 18866 кроватями, но положение больниц признавалось неудовлетворительным, по недостатку денежных средств, медицинских принадлежностей и врачебного персонала. Аптек в 1827 г. было 414; но большая часть их находилась в столицах и губерниях, присоединенных от Польши. К 1852 г. число их увеличилось до 749, но и это количество далеко не соответствовало истинной потребности населения.

Для привлечения молодых людей на государственную службу по инициативе министра внутренних дел графа В. П. Кочубея (1768-1834) еще в 1823 г. в приютах для сирот стали учреждать особые отделения для подготовки воспитанников на должности канцелярских служителей. Способных детей велено было отдавать в средние и даже в высшие учебные заведения, с обязательством поступить по окончании курса на государственную службу. Особенное внимание приказы обращали на подготовку медицинского персонала. При некоторых больницах были учреждены фельдшерские школы. В 1853 г. двумя постановлениями министра внутренних дел эта цель была указана как существеннейшая в деятельности приказов по образованию. В первом постановлении сказано: «Вместо воспитания на счет сумм приказов молодых людей
для помещения в канцелярские чиновники, в которых нет недостатка, содержать стипендиатов в медицинских факультетах университетов и в Медико-хи- рургической академии, с тем чтобы, по получении медицинской степени, они обязаны были служить 10 лет, по назначении начальства, в званиях городовых и уездных врачей». Второе постановление предоставляло приказам «независимо от помещения сирот пенсионерами гимназий и дальнейшего их образования, содержать в сих гимназиях, с разрешения МВД, на счет остатков от текущих доходов, детей таких дворян и чиновников, которые изъявят желание, по окончании детьми их гимназического курса, на отправление их в университеты или академии, для слушания медицинских лекций, с тем чтобы по получении медицинской степени они прослужили 10 лет городовыми и уездными врачами». В 1854 г. стипендиатов приказов в различных средних и высших учебных заведениях было 557 человек, и на их содержание МВД потрачено 106 745 рублей.

П. А. Валуев

Постепенно министерством подготавливалась земская реформа. В начале 1862 г. под руководством министра внутренних дел графа П. А. Валуева (1814-1890) специальной комиссией был разработан проект «Положения о земских учреждениях», 15 марта он был представлен на Высочайшее воззрение в Совет министров, а затем рассмотрен и исправлен в особом совещательном собрании совета, под председательством великого князя Константина Николаевича. Основные начала предстоящей реформы получили Высочайшее одобрение и осенью опубликованы во всеобщее сведение; 26 мая 1863 г. окончательно выработанные проекты были внесены в Государственный совет, где и рассмотрены при участии столичных губернских предводителей дворянства и городских голов. 1 января 1864 г. «Положение о земских учреждениях» получило силу закона и постепенно было введено в 34 губерниях.

Реформа 1864 г. создавала новые выборные учреждения для заведования местными хозяйственными нуждами: в уезде учреждались уездное земское собрание и уездная управа, в губернии — губернское земское собрание и губернская земская управа. Уездное собрание составлялось из гласных, избираемых населением уезда, разделенным на три группы, причем основанием для разделения послужил главным образом имущественный ценз. Первую группу избирателей составляли все уездные землевладельцы, не принадлежавшие к сельским обществам, какого бы ни были они сословия; вторую группу образовали городские жители всех сословий; третью группу — собрание выборщиков от всех сельских обществ; эти выборщики назначались волостными сходами из своей среды. Губернское собрание состояло из гласных, избираемых уездными собраниями. Собрания, как губернские, так и уездные, имели общую распорядительную власть и контроль по земским делам. Исполнительными их органами являлись управы, избираемые собраниями из своей среды.

Новым учреждениям вверялось заведование не одними только земскими повинностями, но всем местным хозяйством, к которому отнесены: продовольственное дело, медицинская и санитарные части, общественное призрение, местные пути сообщения, содействие начальному образованию, взаимное земское страхование и т. п. Для покрытия расходов по всем этим надобностям земству предоставлено было право облагать все имущества данной местности особыми земскими сборами. Правительственная власть, в лице губернаторов и министра внутренних дел, наблюдала за действием земских органов главным образом с точки зрения их законности.

Реформа 1864 г. освобождала органы МВД от непосредственных забот о всех мелочах местного хозяйства и возлагала на министерство только надзор за деятельностью местных сил. Врачебная часть также подверглась полной реорганизации и получила весьма значительное развитие. Основным недостатком дореформенной медицинской администрации признавалось сосредоточение в медицинском департаменте МВД массы мелких дел, до определения всех врачей и повивальных бабок, до заведования хозяйством больниц включительно. В то же время поставка лечебных препаратов для всей империи сосредоточивалась в департаменте казенных врачебных заготовлений. В результате местные врачебные органы относились к делу пассивно, и все старания министерства улучшить эту часть мало подвинули ее вперед в течение полувека.

В царствование императора Александра II медицинская администрация отказывалась по возможности от всяких хозяйственных операций и стремилась передать ближайшее и непосредственное попечение о народном здравии местным органам. Определение уездных и городовых врачей в первые же годы было предоставлено губернскому начальству. Департамент казенных врачебных заготовлений со всеми подведомственными ему аптечными магазинами, аптеками, заводами и учреждениями перешел в Военное министерство, а вскоре и совсем был упразднен. После освобождения крестьян и Земской реформы организация врачебной помощи населению предоставлена непосредственному ведению и усмотрению земства. Больницы и другие учреждения приказов общественного призрения переданы также в распоряжение земства. Вслед за передачей всех разрядов сельского населения в ведение общих органов управления особые больницы для крестьян государственных, удельных и т. п. признаны бесполезными и переданы в земских губерниях земству (в 1867 г.), а в не земских — установлены МВД новые больницы, общие для всего сельского населения и содержимые на счет местных сумм губернского земского сбора.

За собой МВД сохранило только высшую судебно-медицинскую экспертизу и общий по всей империи надзор за губернскими врачебными учреждениями. Оно регулирует их предприятия, оказывает содействие в чрезвычайных случаях, принимает меры к надзору за приготовлением в продажу съестных припасов и напитков, за сильно действующими средствами, за аптеками и заведениями для лечения натуральными минеральными водами. В губерниях, где не введены земские учреждения, МВД организовывало школы для фельдшеров, повивальных бабок и ветеринаров. Во второй половине XIX в. такие школы открыты в Архангельске, Житомире, Могилеве, Астрахани, Вильне, Гродно, Каменец-Подольске, Омске, Томске и Тобольске. Для земских губерний МВД издало уставы фельдшерских и повивальных школ, предоставляя открытие самих школ земству. Особенное внимание министерства было уделено устройству домов для умалишенных, т. к. на это дело в большинстве случаев местных средств не хватало.

Проверку новая система организации здравоохранения в России прошла во время так называемой Ветлянской чумы 1878 г. По первому телеграфному известию о начавшейся вспышке повальной болезни в станице Ветлянская МВД распорядилось разобщить больных от здоровых и оцепить зараженные местности войсками. Из Санкт-Петербурга в станицу был направлен врач для руководства противоэпидемическими мероприятиями. Уже 19 декабря все сомнительные дома в станицах были подвергнуты «очищению»; затем произведен осмотр всех хуторов, в которых могли укрыться люди, бежавшие из зараженных станиц, сами станицы полностью изолированы, для чего даже были устроены временные объездные дороги. С 18 декабря по распоряжению министерства приступили к предупредительным мерам в южной части Саратовской губернии. В Сарепте был установлен строгий надзор за границей Саратовской и Астраханской губернии.

В кон. XIX в. заботы МВД в области народного здравия были направлены на преобразование врачебной части в селениях неземских губерний, которые в этом отношении значительно отстали от губернии земских. Усиление медицинского персонала и увеличение числа врачебных пунктов в селениях началось с Западного края, затем коснулось Крайнего Севера России, распространилось на всю Сибирь и на юго-восточные губернии Европейской России. Во всех указанных местностях медицинские средства были увеличены в несколько раз, в некоторых губерниях на 400 %.

Затем внимание министерства было занято призрением душевнобольных, число которых, по сведениям, относящимся к середине 1890-х гг., достигло в империи 180 тысяч человек, между тем как в психиатрических больницах к тому же времени имелось в общей сложности только около 15 тысяч кроватей. Т. к. давно уже было признано, что призрение умалишенных по дороговизне своей непосильно для местных средств, то правительство, по мере возможности, брало организацию этого дела на себя. Так, переустроена и значительно расширена Казанская окружная лечебница для душевнобольных, в 1891 г. утверждены положение и штат Варшавской лечебницы и колонии, в 1892 г. начата постройка больницы в г. Виннице, для губернии Киевской, Подольской и Волынской; а в 1898 г. приступили к работам по устройству такой же больницы для губерний Северо-Западного края.

Для всех больниц гражданского ведомства издан 10 июня 1893 г. новый Устав, обязательный не только для казенных лечебных заведений, но и для содержимых сословными, благотворительными и иными обществами. Полной реорганизации подверглось управление казенными минеральными водами. Прежде их сдавали по преимуществу в аренду частным лицам, иногда даже с субсидиями от казны. Но такая система привела на практике к упадку вод, и потому министерство нашло необходимым наиболее важные минеральные воды передать в непосредственное управление казны. При этом Кавказские воды, по соображениям техническим, перешли во временное заведование Министерства государственных имуществ, а воды Старорусская, Липецкая и Кеммернская остались в ведении МВД. Систематическое исправление всех недостатков, допущенных в прежнее время небрежностью частных арендаторов, потребовало значительных затрат, но зато количество посетителей, лечившихся на минеральных водах, стало возрастать в весьма быстрой прогрессии.

В организации противоэпидемических мероприятий МВД достигнуты значительные успехи. Уникальный опыт борьбы с эпидемиями легочной чумы был накоплен министерством в Маньчжурии в 1910-1911 гг. (см.: Супотницкий М. В., Супотницкая Н. С., 2006). И сейчас мало кто знает, что созданием отечественной бактериологии мы также обязаны МВД, организовавшему по замыслу принца Александра Петровича Ольденбургского в Петербурге в 1890 г. Императорский институт экспериментальной медицины, предназначенный для исследования патологии и терапии заразных болезней. К сожалению, наши историки медицины игнорируют роль МВД в развитии отечественного здравоохранения и медицинской науки.

[25] Первое правительственное распоряжение относительно оспы появилось 8 июня 1680 г. и имело следующее содержание: «Да вам уже указал Великий Государь сказать: будет ныне есть, или впредь у кого из вас в домах ваших будут боли огневою лихорадкою или оспою, или иными какими тяжкими болезнями, и все б о том ведавшие приносили в Разряд сказки за руками, в которых числах такие боли объявятся». Тем лицам, которые имели доступ ко двору, было объявлено, чтобы они не имели никакого общения с особой государя, пока у них дома не пройдет болезнь и они не получат на то особого разрешения от государя: «А сами бы вы, которые из вас ездят за Ним, Великим Государем, в походах, которые живут в Москве, с того времени, как у вас в домах ваших больные объявятся, в походы не ездили, и на Постельное крыльцо не ходили, и Ему, Великому Государю, на выходах нигде не являлись, до Его Государева указа».

За неисполнение этих правил всякий виновный подвергался строгому взысканию с конфискацией имущества: «И тот за такую их бесстрашную дерзость и за неостерегательство Его Государево здоровья, по сыску быть великой опале, а иным и в наказание, и в разоренье без всякого милосердия и пощады, и поместьи их, и вотчины взяты будут на Него, Великого Государя, и отданы в раздачу бесповоротно».

Вскоре после вступления на престол Петра I (1682-1725) и перенесения столицы из Москвы на берега Невы, были приняты более обширные мероприятия для «охранения народного здравия».

Так, указом «Об объявлении Санкт-петербургским жителям в канцелярии Полицеймейстерских дел, у кого в доме окажутся больные горячкою», и еще больше указом от 9 июля 1722 г. о надзоре за состоянием общественного здоровья эпидемический надзор был усилен. «Ежели у кого в домах», — говорилось в этой инструкции, — кто залежит болезнию горячкою: о тех болезнях, и сколько у кого человек залежит, тех домов хозяевам объявлять в Полицеймейстерской канцелярии без замедления; а ежели кто о таких больных своих людях и о себе в помянутой канцелярии объявлять не будет, а кто мимо хозяев о том донесет: и за то оным хозяевам будет жестокое наказание».

В том же году, 10 декабря, было объявлено жителям всяких чинов: «Ежели у кого в домах, от чего Боже сохрани, моровая язва и прочая прилипчивая болезнь явится, или залежит в одно время немалое число людей горячкою, о таких объявлять в Полицеймейстерскую канцелярию». По получению такого заявления обер-полицеймейстер обязан был требовать из Медицинской канцелярии доктора. Если после осмотра окажется, что болезнь действительно заразная, врач, после совещания с другими докторами, должен немедленно принять меры, «дабы те болезни не размножались».

Однако оспа все же нанесла удар по правящей в России династии. Т. к. у определенных лиц и даже государств были «мотивы» не допустить до правления Россией прямого потомка Петра I, то смерть Петра II (1727-1730; сын царевича Алексея и принцессы Софьи-Шарлотты Бланкенбургской) от натуральной оспы вызвала много слухов и толков об умышленном заражении императора.

А. Д. Меншиков

Фаворит Петра I и Екатерины I, светлейший князь Александр Данилович Меншиков (1673-1729), понимал, как много в его жизни и жизни членов его семьи зависит от царствования Петра II. Меншиков усиленно хлопотал о передаче престола царевичу и о его браке со своей дочерью, надеясь таким образом сохранить влияние при дворе. Среди прочих своих действий он принимал меры по ограждению государя от «моровых напастей». Петр II не перенес в раннем детстве натуральную оспу, и это беспокоило всесильного временщика. В январе 1727 г. Меншиковым было подготовлено распоряжение, чтобы никого на Васильевский остров (тогдашнюю резиденцию императора) из тех домов, где свирепствует оспа, не пропускали.

 

 

 

 

 

Петр II

Пытаясь примириться со старыми родами, Меншиков приблизил к Петру II князей Долгоруких, но те воспользовались ситуацией и восстановили императора против него. Вскоре Меншиков был арестован и с женой, сыном и дочерьми сослан в Восточную Сибирь, в поселок Березов, где и умер 12 ноября 1729 г. Сам Петр II перебрался в Лефортовскую слободу в Москве. Здесь он попал в брачную западню, поставленную на него князем Алексеем Григорьевичем Долгоруким. Дальше происходит следующее. По сведениям историка медицины В. М. Рихтера (1767-1822), князь Сергей Петрович Долгорукий (1697-1761), не обращая внимания на то, что дети его болели оспой, продолжал являться ко двору в Лефортовский дворец, что было запрещено всем, кто находится в подобных обстоятельствах. Прямых доказательств того, что юный император заразился оспой от детей Сергея Петровича через его же посредничество, нет; однако среди современников эта версия причины болезни императора держалась очень упорно. Для самого Петра II оспа, как и опасался Меншиков, оказалась роковой. В «Манифесте от Верховного тайного совета» от 4 февраля 1730 г. говорится: «Понеже по Воле Всемогущего Бога, Всепресветлейший Державный Великий Государь, Петр Второй Император и Самодержец Всероссийский, болезнуя оспою Генваря от 7 дня, от врямянного в вечное блаженство того же Генваря 18 числа, в 1-м часу по полуночи отыде». На смерть императора была выбита памятная медаль (рис. 35).

Историки либо игнорируют, либо не знают свидетельство В. М. Рихтера (1814). Мотивация действий князя Сергея Петровича не очень понятна в свете распространенных интерпретаций этих событий.

Рис. 35. Памятная медаль, выбитая на смерть императора Петра II (иллюстрация из книги Губерта В., 1896)

Однако роль других князей Долгоруких в этих событиях также была длительное время неизвестной. Князья Сергей и Иван Григорьевичи, и Василий Лукич Долгорукие сочинили подложное духовное завещание Петра II, но были случайно разоблачены в 1738 г. Иваном Алексеевичем Долгоруким (сын Алексея Григорьевича; 1708-1739) во время пыток, осуществлявшихся по отношению к нему при дознании по другому делу.

Видимо, участникам заговора, в котором участвовал Сергей Петрович, удалось сохранить его в тайне. О самом князе по историческим источникам удается собрать очень немногое. Действительный член Императорского археологического общества П. И. Петров (1886) утверждал, что Сергей Петрович принадлежал к иной ветви Долгоруких, чем Алексей Григорьевич, и был женат на княгине Ирине Петровне Голицыной (1700-1751). Ее родственник, Дмитрий Михайлович Голицын (1667-1737), сыграл основную роль в приглашении герцогини курляндской Анны на российский престол на «ограничительных условиях». Сергей Петрович сделал успешную карьеру при императрице Анне и умер своей смертью в своей постели. А вот Дмитрий Михайлович умер в Петропавловской крепости, куда его заключили по надуманному предлогу, «лишив всех имений». В России же после смерти Петра II династия Романовых по мужской линии оборвалась и, по сути, произошел государственный переворот, приведший к власти Брауншвейгскую династию в лице Эрнест-Иоанна Бирона (1690-1772). Так изящным, «чисто биологическим убийством» закончилась эпоха Петра Великого.

Эпидемии оспы продолжались. Осенью 1741 г. в Петербурге вновь развилась сильная эпидемия оспы. Печальная участь Петра II побудила в императрице Елизавете Петровне (1741-1762) желание оградить свою особу от такого ужасного случая. И 11.02.1742 г. был издан новый указ: «О воспрещении приезда ко Двору тем лицам, у которых в домах окажется оспа». В нем указаны конкретные сроки, ограничивающие посещение Ее Величества для лиц, в домах которых побывала оспа. Так, для тех, кто сам не болел, но контактировал дома с такими больными, — «четыре недели ко Двору Ея Императорского Величества никто не приходил». Для выздоровевшего вельможи предписывалось «во время шести недель ко Двору Ея Имп. Величества по тому же не приходили, и в те домы, в которых оспа находиться будет, те люди, коим при Дворе Ея Имп. Величества быть надлежит, не ездить».

1 декабря того же года к этому указу был добавлен другой, требующий выявить и убрать со всех подстанций, через которые будет проезжать императрица, всех больных оспой. Подобный указ был повторен 03.01.1744 г., но только с той разницей, что здесь, кроме оспы, предусматривалась также корь.

Указы от 21 февраля 1746 г. и от 21 октября 1754 г. предписывали чиновникам не являться «в присутственные свои места и к другим их должностям» в течение 2-х месяцев, если в их домах была оспа, корь или лопуха (народное название ветряной оспы). Вследствие этого сделано распоряжение, чтобы от больных оспой никто не ездил на дом к лейб-медикам и гофхирургам, им «самим тоже не ездить в дома, где есть означенные сыпи». При такой изоляции больных с сыпями они могли оставаться совершенно без помощи и надзора. Чтобы избежать этого, директор Медицинской канцелярии П. 3. Кондоиди (1710-1760) предложил заблаговременно назначить одного доктора с двумя лекарями собственно для лечения этих сыпей, а если бы число этих больных увеличилось, то к этому лечебному персоналу прибавить еще сколько потребуется. Они должны находиться всегда там, где присутствие Е. И. В., для помощи больным, но с другими домами сообщения не иметь и, следовательно, от всякой другой практики отказаться. Указ этот повторен 29 октября 1755 г., причем к сыпям прибавлены горячки с пятнами, называемыми petechiae, purpura alba или белый фризель, purpura nibra или красный фризель, и приезд ко двору или к присутствию в определенных местах ограничен 17 днями от начала болезни. Кроме того, по распоряжению Св. синода в этом же указе постановлено, чтобы не сообщались люди в церквах и не приносили младенцев с сыпями для причащения, а назначить для этого 4 церкви в городе, а именно: на Адмиралтейской стороне церковь Рождества Христова, на Васильевском острове полковую церковь Астраханского пехотного полка, на Выборгской стороне Покровскую церковь и на Петербургской стороне церковь Николая Чудотворца в Трунилове. При этих церквах велено быть по одному священнику и двум церковникам. В них должны ходить те, у кого есть в домах означенные болезни, а ездящим ко двору — не ходить. Если кто из заразных больных умирал, то их отпевать должны были на дому и хоронить, совершив литию на кладбище; при этом запрещалось вносить покойника в кладбищенскую церковь. На похороны запрещалось приглашать знакомых или священников из других церквей. Для каждой из упомянутых в распоряжении церквей назначались священники, обязанностью которых было исполнение требы для заразных больных. Для того чтобы все эти правила неукоснительно соблюдались, каждый обыватель должен немедленно объявлять священнику словесно или письменно, что у него в доме появилась оспа или другая заразная болезнь, и вторично доносить затем, когда болезнь прошла и истек указанный срок.

Указом от 3 апреля 1755 г. в Петербурге были созданы по сути должности «инфекционистов». Указ назывался «Об определении для призрения и пользования одержимых оспою, корью и лопухою особого доктора и двух лекарей». Этим врачам запрещалась ездить в дома, где не было оспенных больных, а, следовательно, иметь другую практику. Бедных больных они должны были лечить бесплатно, а с больных с достатком «брать по обычаю».

Сенат утвердил представление Кондоиди (7 апреля 1755) и назначил нужную денежную сумму из Статс-конторы. Затем в должность сыпного доктора (в соответствии с указом от 4 апреля 1755) был назначен по собственной просьбе дивизионный доктор Санкт-петербургской дивизии Абрам Энс, а в должность лекарей — лекарь Санкт-петербургского адмиралтейского госпиталя Франц Гремпин (Frantz Grempin) и лекарь Ревельского адмиралтейского госпиталя Петр Браунер, а когда он переведен был в Лейб-гвардейский конный полк, то его заместил Иоганн Георгиевич Рихтер (loh. Georg Richter). Всем им «дана особая инструкция».

Оспенному доктору полагалось по 600 рублей жалованья в год и на квартиру и экипаж еще по 200 рублей. Лекарям давалось жалованья по 240 рублей, на квартиру и экипаж еще по 60 рублей. Для изоляции заразных больных правительство 19 декабря 1762 г. издало указ «Об учреждении особых домов при городах для одержимых прилипчивыми болезнями и об определении для сего докторов и лекарей», т. е. оспенных домов. Однако уже 20 мая 1763 г. по настоянию Медицинской канцелярии этот указ был, по сути, выхолощен Сенатом. Из него изъяли строительство особых домов и назначение специальных докторов и лекарей. Рекомендовалось просто приискать такой дом в удобном месте и собирать туда больных.

Во избежание заноса натуральной оспы в императорскую резиденцию 8 ноября 1765 г. был издан указ «О запрещении иметь приезд ко Двору одержимым сыпными болезнями, и тем, кои имеют с ними сообщение». Этот указ косвенно свидетельствует о чрезвычайной эпидемической ситуации по оспе в Петербурге и его окрестностях.

Видимо, критической ситуацией по натуральной оспе в России вызвано обнародование указа от 7 ноября 1775 г., требовавшего от земских исправников освидетельствования больных на месте и «находящимися в уезде докторами... и отлучать больных людей от здоровых... для предупреждения прилипчивости». В эпидемическое время предлагалось пользоваться карантинной системой.

Прямого отношения к оспе эти указы не имели, но последняя всегда имелась в виду, т. к. из всех существовавших в то время заразных болезней она оказывалась наиболее опасной для населения.

В 1778 г. был повторен указ 1755 г. Вновь напоминалось, что «когда в чьем доме в Санкт-Петербурге или где Е. И. В. высочайшее присутствие впредь будет, кто занеможет оспою, или корью и лопухою, или подобною тем какою сыпью; тем четыре недели поели того, как оные болезни минуют, ко двору Е. И. В. отнюдь никому не ходить, а на ком на самом будет оспа ж, или корь и лопуха, оным по выздоровлении ко двору не ходить же два месяца; и для того и другим, которые ко двору приходить имеют, с выше писанными домами во время той болезни никакого сообщения не иметь, т. е. в дома к таковым, у кого оные болезни будут, во все выше писанное время отнюдь не ездить, а ежели неведением о тех болезнях к кому-либо в дом из таковых, которые ко двору Е. И. В. приехать случится, тогда хозяевам их в домы к себе, объявя, что у него в доме оспа или корь, сыпь и лопуха, не допускать; а у кого же те болезни в домах случатся, у таковых, кои находятся у дел, или при других каких порученных им должностях, то и тем в присутственные свои места и к другим их должностям во все выше объявленное время, также и в домы к таковым, которые ко двору Е. И. В. приезжают, отнюдь не ездить и не ходить и никакого с ними сообщения не иметь под неупустительным штрафом» (16 января 1778).

Но при той легкости, с которой оспа переходит от человека на человека, все предложенные правительством меры по изоляции больных являлись малоэффективными. Поэтому приходилось изыскивать более верные средства, и среди них организация оспенных домов, начало которым было дано в Московском воспитательном доме в 1764 г. В 1768 г. в Петербурге в связи с предстоящим привитием оспы Екатерине II (см. [25]) был учрежден оспенный дом (Вольфов дом), о дальнейшей его судьбе мне ничего не известно.

По данным Я. А. Чистовича (1883), в апреле 1781 г. объявлено высочайшее повеление учредить в Санкт-Петербурге еще два оспенных дета (один для лечения болезней с сыпями — «сыпная больница», другой — для оспопрививания и лечения больных оспой) и назначить в них двух подлекарей из Санкт- петербургского генерального сухопутного госпиталя. Командированы туда подлекари Иван Романовский и Андрей Беккер. По своей сути оспенные дома представляли собой детские инфекционные больницы. Почти в тоже время, по высочайшему повелению, объявленному князем А. А. Вяземским (9 апреля 1781), лекарь при Санкт-петербургской губернской канцелярия Семен Котов отправлен в Царскосельский уезд, в распоряжение Аристарха Петровича Кашкина, для прививания оспы крестьянским детям, и оставлен там.

Один оспенный дом построен на Петербургской стороне (о месте строительства второго мне ничего не известно), под ведомством Санкг-петербургско- го приказа общественного призрения, и заведование им поручено члену медицинской коллегии Андрею Линдеману (3 апреля 1781), произведенному в тот же день в статские советники и уволенному от присутствования в коллегии.

Подобный же оспенный дом построен был в Царском Селе под наблюдением лейб-хирурга Кельхена. Заведовал им лекарь Семен Котов, произведенный потом в штаб-лекари (5 марта 1786). По данным К. Г. Васильева и А. Е. Сегала (1960), ссылавшихся на документы из Центрального государственного архива древних актов, всего в окрестностях Петербурга в мае 1781 г. действовало четыре оспенных дома: Ижорский, Красносельский, Петергофский и Илинский. В этом же году учрежден оспенный дом в Казани, на следующий год — в Финляндии. Оспенный дом в Киеве учрежден в 1788 г.